Пусть смотрит, подумала она, направляясь к двери гостиной.

– Как неожиданно, – сказала Алана, и Кассия сделала паузу. – Несмотря ни на что, он проявляет успехи в политике. Как мы и надеялись.

Кассия бросила взгляд на лестницу, но Олливан наконец исчез. Во второй раз за этот вечер она задалась вопросом, овладел ли ее брат каким-то образом талантом телепатов контролировать разум.

По крайней мере, Джупитус все еще обладал толикой здравого смысла.

– Не строй планов, Алана, – строго сказал он. – Если он и продержится два года, не дав мне повода – боюсь, я сомневаюсь, что он это сможет, – то все равно будет возвращен в Иной мир. У этого мальчика нет здесь политического будущего.

– Я знаю, – сказала Алана, хотя в ее тоне чувствовалась боль, которую, как знала Кассия, она испытывала из-за преступлений Олливана. – Я просто похвалила его успехи. Почему я не могу этого делать? Мой сын, может быть, и преступник, но, несмотря на это, у него есть много достоинств.

Кассия бы выбрала именно этот момент, чтобы их прервать, если бы следующим словом матери не оказалось ее имя.

– Получается, Кассия. Отец, я все еще считаю, что мы могли бы подумать о том, чтобы она заняла место, которое готовили для него.

– Здесь нечего думать, – сказал Джупитус, ни секунды не мешкая. – Она умная и сообразительная. Я уверен, что это не ее вина, но она не пользуется уважением среди чародеев. Она навредила себе, выставив напоказ свое неумение обращаться с магией. Ее поколение никогда не позволит ей возглавить их.

– Ее магия повредила ей, – тихо сказала Алана, – или ей повредили мы? Мы ограничили ее ролью миротворца, и теперь она просто не может быть ничем большим. Всем здесь кажется, что она практически метаморф.

Практически метаморф. Ей уже говорили это раньше – жители Камдена, желавшие проявить гостеприимство. Это не произвело на нее впечатления ни тогда, ни сейчас. Практически метаморф не был метаморфом, но и чародеем он определенно не был. Она не была ни тем, ни другим.

Она была никем.

И ее собственная мать с этим согласилась.

– Она хорошая девочка, – продолжил Джупитус. – Она будет продолжать придерживаться правил, и, когда благополучно вернется в Зоопарк, подальше от всеобщего внимания, мы будем очень ею гордиться. Это должно случиться как можно скорее.

Последнее заявление Джупитуса было наполовину просьбой, наполовину приказом.

– Дай ей больше времени, отец. Хотя бы год. Она еще не успела встать на ноги. Так будет лучше для нее, и, возможно, она все-таки найдет здесь себе место.

Кассия прислонилась к стене и слушала ответ своего дедушки, хотя ее мысли были уже в совсем другом месте. Они не сказали ничего такого, чего бы она не знала до этого. Ее не любили среди чародеев. Ее не уважали. Она не подходила на роль лидера. Олливан был лучше ее. Она знала это так же хорошо, как и то, что вернется в Камден. Это должно случиться как можно скорее.

Так почему же ей было невыносимо слышать, как эти слова произнесли вслух? Почему когда она сама себе говорила все то же самое, то чувствовала, как это подпитывает, подстегивает ее, но теперь, когда она услышала это от семьи, ей захотелось сдаться. Она знала, что это правда, и она знала, что они тоже это знали.

Ей бы хотелось не плакать. Она хотела бы не чувствовать себя такой глупой из-за того, насколько уверенной была всего несколько мгновений назад; уверенной, что у нее в руках победа, которую она собиралась отдать в их руки. Чего она ожидала? Что ее погладят по голове? Скажут, что гордятся ею? Нет, если бы она вошла туда и рассказала им о Гайсмане, то, как и всегда, они думали бы лишь об Олливане. Она не могла произвести на них впечатление, придерживаясь правил.

Она тихонько отошла от места, с которого подслушивала, и поднялась в свою комнату – едва дыша, чтобы они не услышали ее сопение, и ступая только там, где лестница не скрипела. Особенность дома ее семьи, которую она освоила только за последние два года. Олливан знал эти ступени с детства.

Ее мать хотела, чтобы у нее был еще один год, еще одна попытка стать настоящей чародейкой, но что хорошего это даст? Будут ли они вообще гордиться ею, если она добьется успеха? Или это было лишь тем, чего от нее и ожидали и что не заслуживало похвалы?

Если Олливан все еще заслуживал похвалы даже после того, как был изгнан, то представление Кассии явно было неправильным. Будто заслужить уважение ее семьи можно, просто придерживаясь правил. Что ж, Олливан заслужил их уважение. Еще и разочарование, да, а в случае Джупитуса – негодование. Но мать уважает его все так же сильно, и даже их дедушка относится к нему серьезно. Так что Кассия попробует сделать все по-своему. Ей здесь почти нечего терять, а если бы они могли это сделать вместе – исправить это вместе, она стала бы героем. Она не командный игрок, но какое теперь это имело значение?

Когда все остальное терпит неудачу, остается злоба.

Она тихонько постучала в дверь своего брата, и с другой стороны послышалась суматоха. Казалось, будто Олливан запихивал что-то тяжелое под кровать. Когда все стихло, он позвал ее внутрь.

Олливан сидел на краю своей кровати, зажав руки между колен. Как будто она могла поверить, что он ничего не замышлял. Когда он увидел, что это она, то расслабился и опустился на колени на пол.

То, что он поспешно спрятал, было чемоданом. Олливан убегал.

– Куда ты направляешься? – спросила Кассия.

– На континент, – сказал он и, не глядя на нее, начал бросать вещи в свой чемодан.

– И куда ты торопишься? Все равно не найдешь корабль, отплывающий в это время ночи.

– Я, наверное, сначала выберусь из города. У меня меньше шансов быть пойманным, если посадка на корабль будет в Вессолке.

Он остановился и настороженно посмотрел на нее.

– Я не знаю, почему сказал тебе это.

Затем он прекратил свои лихорадочные сборы и посмотрел на нее со всей серьезностью.

– Почему ты плачешь?

Но она больше не плакала. Кассия даже не могла вызвать в себе то чувство, которое там, внизу, заставило ее начать лить слезы. Ею овладело какое-то новое спокойствие, в которое погрузились все глупые тревоги. В будущем Кассии для них больше нет места. Она вытерла слезы