Шрифт:
Закладка:
Как только Гамбара, покончив с делами, отправился назад, в Италию, Генрих и Анна воссоединились в Виндзорском замке, где Анна заняла комнаты, находившиеся под покоями Генриха. По инициативе Уолси двое его верных камергеров Ричард Пейдж и Томас Хинидж теперь всегда находились при дворе. Оба отныне имели доступ во внутренние покои короля, причем Хинидж занял положение наравне с Норрисом и получил указание шпионить за Анной.
В первом донесении, датированном 3 марта, Хинидж пишет о том, что Анна намеренно начала изводить его колкостями и насмешками. Например, как-то мать Анны заказала «кусок тунца» с личной кухни короля, однако рыбу так и не доставили. Анна пожаловалась на это Генриху. Когда в тот же вечер Хинидж в положенное время принес Анне ужин, она язвительным тоном предложила ему присоединиться, отметив, что неплохо было бы сейчас, во время Великого поста, отведать карпа или креветок из личных прудов Уолси. Заканчивая свой «наспех нацарапанный отчет», Хинидж просит кардинала великодушно простить его, но он не привык, чтобы с ним обращались как с игрушкой, «ибо это не что иное как чванство и женский каприз»,– добавляет он, не скрывая своего презрения28.
Однако более всего говорит о личности Анны ее постоянное стремление оказывать покровительство своим друзьям и сторонникам. Как отмечает Кавендиш, «при дворе все без исключения обсуждали то, как она, пользуясь благосклонностью короля, ловко добивалась любых привилегий для своих друзей». Она хорошо усвоила уроки Луизы Савойской и понимала, что покровительство – это нечто большее, чем раздача почестей и наград, это демонстрация власти и влияния29.
О самых первых проявлениях этой склонности Анны свидетельствует второй отчет Хиниджа, составленный для Уолси,– неожиданная архивная находка, выставленная на аукционе Sotheby’s в 2022 году30. В донесении от 15 марта Хинидж сообщает, что Чейни обратился с просьбой о пожаловании ему из королевской казны 400 фунтов наличными, которые он желал бы получить в течение недели или десяти дней, в качестве альтернативы он был готов взять в аренду на 60 лет участок соляных болот в Кенте или Сассексе – тогда это был прибыльный бизнес, в котором он уже имел свою долю31. Анна поддержала его просьбу и пыталась оказать давление на Уолси, который был против. В свою очередь Уолси, не желая портить с ней отношения, отправил Хиниджу подарок для нее, «за который она сердечно благодарит Вашу Милость и выражает сожаление о том, что не знала, прежде чем подать прошение Вашей Милости… о характере этого дела». В качестве благодарности Анна послала ему ответный знак внимания, однако за этим подарком последовала новая просьба о назначении ее протеже на вакантную должность аббата в Питерборо. Поскольку у Уолси был свой кандидат на эту должность, избранию которого он всячески содействовал, затея Анны провалилась, однако, несмотря на эту неудачу, ее желание властвовать только усилилось32.
Через некоторое время, когда между Чейни и Расселом возник конфликт по поводу прав на опекунство над двумя падчерицами[69] Рассела, Анна сочла своим долгом вмешаться. Обычно права на опекунство доставались тому, кто предлагал за них наиболее высокую цену. Поскольку опекун получал во владение долю земель подопечного и право устраивать его брак, эта практика приносила сказочные доходы и была очень выгодна. Чейни стремился получить право опеки хотя бы над одной из девушек, Рассел же настаивал на том, чтобы права опеки над обеими дочерями достались его жене, особенно над младшей, которая «была для нее [матери] единственным утешением и радостью»33.
Когда прошение Чейни было отклонено, Хинидж под диктовку Анны составил для Уолси письмо следующего содержания:
Госпожа Анна благодарит Вашу Милость за то, что Вы соблаговолили написать ей, и говорит, что она премного Вам обязана; неустанно вознося молитвы за Вас, она поручила мне написать от ее имени Вашей Милости и смиренно попросить о том, чтобы Вы проявили такую же доброту и великодушие в отношении сэра Томаса Чейни. Она сокрушается о том, что могла доставить неудовольствие Вашей Милости, а также говорит, что сэр Томас Чейни всем сердцем сожалеет о том, что вызвал неудовольствие Вашей Милости, причем сожаление, терзающее его, сильнее чувства, которое бы мучило его, лишись он всего своего имущества34.
Тяжба тянулась больше года. Анна не желала бросать это дело. Когда Уолси решил, что ему удалось взять ситуацию под контроль, и он на время удалил Чейни от двора, Анна вернула его. В конце концов кардинал уступил: он встретил достойного противника. Старшая падчерица Рассела перешла под опеку Чейни, а младшая была выдана замуж за неотразимого лорда Уильяма Говарда, старшего сводного брата дяди Анны, герцога Норфолка. Рассел и его жена, родная мать девушек, не получили ничего35.
Любители позлословить твердили, что страсть Генриха быстро пройдет, если они с Анной будут проводить больше времени вместе, однако это пророчество не сбылось. Теперь, когда их отношения перестали быть тайной, он не пытался скрывать свои чувства. Каждый день он слушал мессу в личной молельне, а по воскресеньям и большим праздникам, таким как Рождество, Пасха, Троица, и в остальные сорок пять праздничных дней он присутствовал на службах в королевской часовне в Хэмптон-корт вместе с придворными. Обычно он сидел отдельно от всех в королевской ложе под названием «Молельня Святого Дня» на возвышении напротив алтаря. Нередко во время службы король подписывал документы и писал письма. Возможно, именно там во время службы он оставил Анне послание в ее роскошно иллюстрированном часослове, который она купила в Брюгге или Генте, а впоследствии подарила Бесс Холланд36. Желая выразить те чувства, что терзали его душу, он написал Анне по-французски: «Если память о моей любви в Ваших молитвах будет так же сильна, как мое преклонение перед Вами, я не буду забыт, ибо я, Генрих R[70], Ваш навеки». Было что-то кощунственное в том, что он оставил это послание
