Шрифт:
Закладка:
Улдин махнул рукой на восток.
– Тут главное не заблудиться, чтобы не попасть в страну безобразных демонов Яджуджей и Маджуджей, пожирающих все, до чего могут дотянуться их лапы. Вот они наглотаются камней и деревьев, а потом укладываются спать на одно ухо, накрывшись другим. Зу-л Карнайн, конечно, закрыл вход в их страну стеной из камня и железа… Но люди разрушают ее грехами. Кто ж его знает, может, в ней полно щелей…
Рефаим встал и подошел к очагу. Сняв котел, плеснул горячего супа в миску.
– Поешь, тебе нужны силы.
Вроде бы отошел, но обернулся, протягивая футляр с тамгой.
– Я догадался, что ты важная птица, но мне плевать, я спас бы любого…
День проходил за днем.
Кушан отъедался, набирался сил. Он помогал старику по хозяйству, бил острогой в горной речке жирных пятнистых усачей и серебристых сазанов, ставил в тугайных зарослях капканы на куницу и лису. В хорошую погоду вместе с Ахриманом пас небольшое стадо коз.
По вечерам рефаим рассказывал ему легенды горцев, а Тахмурес лениво валялся на тюфяке, вдыхая аромат сухих трав и корицы, смешанный с острым запахом булькающей в котле шурпы на чесноке и имбире.
– В горах Музкол живет птица Рох, – таинственно вещал старик, – она занята тем, что откалывает клювом камни мгновений от скалы времени. Птица несет огромные золотые яйца, но из них вылупляются не птенцы, а ужасные ликом и делами дэвы. Они давно погубили бы все сущее злыми кознями, кабы не добрый дух. Страж никогда не спит, караулит яйца, и как только вылупится дэв – сразу произносит заклинание, так что дэв тут же издыхает…
Кушан услышал о волшебном стрелке Бадахшана, который видит насквозь каждого шаха. Он без устали летает из ущелья в ущелье и следит за тем, чтобы люди в кишлаках жили мирно. Пустит стрелу в правителя горной страны, а потом смотрит на него: если тот в жизни был злодеем, то его душа сразу отправляется в ад, а если праведником – то в рай.
Рефаим рассказал и о сорока крылатых братьях, защитниках бедных фарсиванов, которые парят над горными кручами, внимательно взирая на то, что происходит на земле. Они творят добрые дела и сражаются с зеленым драконом Аждахором, живущим на реке Гунт, который пожирает людей…
Наконец, наступил день, когда Тахмурес сказал старику:
– Мне нужно идти. До новолуния осталось три дня.
– Куда торопишься? Ты недостаточно окреп.
– Меня ждут в Капише.
– Хорошо… Кости еще не срослись как следует, но передвигаться самостоятельно ты сможешь. Избегай драк, не спи на сырой земле, не поднимай тяжести – и через десять дней будешь здоров.
Кушан улыбнулся.
– Ты хочешь, чтобы я прятался от всех, кого встречу?
– Я бороду не на мельнице побелил, так что знаю, к чему приводит беспечность. Подожди-ка, надо узнать волю Гиша…
Улдин принес лук, затем уселся на пол, вытянув перед собой руки со сжатыми кулаками, а оружие повесил за тетиву на оттопыренные большие пальцы.
Увидев, что лук покачивается вперед-назад, довольно сказал:
– Гиш благосклонно относится к твоему походу и дарует тебе удачу.
После этого рефаим протянул деревянную колотушку. – Вот, возьми… Прокаженного никто не тронет. Но тебе нельзя приближаться к людям, будешь идти в одиночестве, иначе убьют. Увидев любого человека, ты должен кричать и бить в колотушку. И не забудь вовремя убраться с тропы. Можешь просто мычать – решат, что у тебя прогнило горло…
Утром следующего дня Тахмурес отправился к ущелью Хинджан. Он был одет в старый халат Улдина, а его голову полностью закрывал белый чадар – лишь глаза поблескивали сквозь узкую прорезь.
Кушан сидел на спине яка, покачиваясь в такт мерной поступи и сжимая в руке колотушку прокаженного. Проводив его до ущелья, рефаим остановился. Неподвижная рослая фигура старика виднелась до тех пор, пока распадок не скрылся за поворотом.
3
Иешуа сидел рядом с Гермеем у постели Деимаха, внимательно слушая хозяина дома. Золотую пластину на темени стратега окружал розовый ореол заживающих шрамов. Деимах говорил, преимущественно обращаясь к сыну, потому что тема, которую они обсуждали, была знакома только им обоим.
– До охотничьего домика день пути. Ассакены не знают о его существовании, иначе давно бы разграбили припасы. Бактрийцы в горах Альбурз не охотятся, там дичи нет. Они берут левее, в ущелье Карамкуль, а оттуда через перевалы Шеркоталь и Каджкоталь спускаются к родникам у горы Ходжасари. Там зимой пасутся олени, осоку под снегом ищут… Так что в хижине безопасно. Я заезжал туда с магистратами. Ну, ты помнишь, я в Посейдоне[163], сразу после Сельских дионисий, уехал на несколько дней на охоту. Еще до ранения…
– Отец, а что вы там делали, если дичи нет? – подозрительно спросил Гермей.
Деимах замялся, пожевал губами. В его глазах зажглись хитрые огоньки.
– Видишь ли, сынок… Ты уже взрослый, я могу говорить с тобой открыто… Надеюсь, Иешуа меня не осудит, – сказал стратег, бросив быстрый взгляд на иудея, а затем продолжил. – Мы с твоей мамой женаты много лет, я ее люблю, уважаю и все такое, но… Компания друзей, хорошее хиосское вино, юные флейтистки – что может быть лучше для мужчины, который хочет побороть хандру и вспомнить молодость? Бассарей подтвердит мои слова, тем более что он был с нами. Хе, хе, хе!
Македонянин тихо засмеялся, вспомнив зимний симпосий, потом добавил:
– Ты же понимаешь: я не могу зависнуть в диктерионе на несколько дней, не вызвав возмущение Кандис.
Молодые люди смущенно переглянулись.
Деимах закончил:
– Так вот. Припасов там достаточно – вино, вяленое мясо, сушеные фрукты… И дрова есть. А воду можно брать из ручья. Иешуа там никто не найдет, пусть посидит в укромном месте дней десять. Вернется домой, когда бехдины успокоятся. Утром и выходите…
Стратег углубился в подробное описание маршрута. Иешуа в этот вечер остался ночевать у Деимаха. Кандис сама постелила ему в гостевой комнате. После того, как иудей помог Бассарею провести операцию, матрона прониклась к нему безграничным доверием. Словно и не было ультиматума, который она выставила мужу.
На рассвете оба ойкета засунули за пояс топоры и залезли на ослов. Еще один осел тащил амфору с вином, а также мешки со свежими овощами и пшеничным хлебом.
Иешуа с Гермеем сели
