да к тому же его закрыли римские инженеры. Мало того: империя имела еще достаточно сил, чтобы из этого пункта постоянно передвигать свои границы вперед и почти без промежутков развернуть новую оборонительную пограничную линию впереди старой линии Рейна и Дуная. Над этой работою потрудилось немало поколений; во многих случаях для этой цели были употреблены прежние полевые укрепления; другие сооружения были совершенно новые; сооружение пограничной линии отнюдь не было делом единым по замыслу и непрерывным по исполнению.

Линия начиналась, в виде стены, у Кельгейма, выше Регенсбурга, и однообразно тянулась к западу до нынешней Виртембергской границы у Лорха. Позади нее лежал ряд прикрывавших ее укреплений, впереди находились окопы, частью, вероятно, более древнего происхождения. Еще поныне сохранились значительныя части этого сооружения, хотя его деревянные сторожевые башни давно исчезли; оно продолжает жить в памяти народа как «Чертова стена», как произведение сверхъестественных сил, действовавших в давние времена.

У Лорха граница переменяла свое направление. Сопровождаемая цепью укреплений на Неккаре, служивших, вероятно, прежде прикрытием между Рейном и Дунаем, она шла большею частью по прямой линии, к северу, к Мильтенбергу на Майне, в виде земляного вала с рвами, башнями и оборонительными укреплениями. Далее, до Гросскроценбурга, границей служит уже Майн; на этом пространстве прикрывали его, кажется, семь укреплений, соединенных между собою дорогами.

В Гросскроценбурге к этой линии примыкала новая, охватывавшая область Таунуса и значительную часть стран по правому берегу Среднего Рейна и спускавшаяся к Рейну лишь у Рейнбролна, напротив границы между Верхнею и Нижнею Германией. Она представляла собой земляной вал с рвами, укрепленный, вероятно, палисадами; вблизи ее с внутренней, римской стороны, там и сям шла дорога, от которой концентрические пути вели вниз по течению Веттерау к Майнцу, столице Верхней Германии.

У пограничной области Нижней Германии также существовали подобные, хотя и не столь величественные, сооружения. Крепостные валы вместе с более сильными полевыми укреплениями встречаются между Лалом, Зигом, Руром, Липпе и далее к северу; они возникли, вероятно, при императоре Клавдии (41–54); а еще раньше по распоряжению Друза здесь были выполнены обширные земляные работы, и Домиций Агенобарб, своими pontes longi, имевшими форму бревенчатых плотин, проложил путь через обширные болотистые равнины.

Вся заключавшаяся в этих границах область, особенно окраины Верхней Германии, отличались в первые века империи кипучею жизнью и по высоте культурного развития мало уступали обеим германским провинциям.

Отличительным признаком этой культуры и здесь, и там являлся военный элемент. Рейнские берега, правда, местами окаймлялись сплошным рядом вилл, но все же в великолепных домах, украшенных мозаичною работой и прекрасными статуями, распоряжался воин; как бы обильны ни были результаты земледелия в долине Верхнего Рейна или на благословенных берегах Неккара, но они целиком уходили на прокормление легионов. Даже внешние формы римской культуры, памятники и храмы, частые здания, улицы имели военный характер, военное происхождение: легионы далеко не были, подобно нашим военным отрядам, одними лишь орудиями войны. В мирное время легионер был также фортификатором и вообще инженерным солдатом в самом широком смысле этого слова; он шурфовал в рудниках, он резал камень в каменоломнях, он строил дороги, создавал каналы – он вообще делал страну обитаемою для римлян.

Эта деятельность принесла стране много пользы. В Трире, резиденции многих императоров, еще не найдено ни одного кирпича, который не был бы сделан легионерами: в обеих частях Германии, Верхней и Нижней, у военной границы, страна кишела воинами. На одном Рейне при Тиберии стояло восемь легионов (около 100 000 человек), тогда как во всей Галлии находилось всего 1200 солдат; позднее оставалось, как кажется, всего около 30 000, а во втором веке – даже только 20 000 солдат.

Но и этого числа было достаточно, для того чтобы придать стране и ее культуре преимущественно военный характер. Рядом с коренным местным населением в городах толпилась масса военного сброда: маркитантов, солдатских жен, слуг, ремесленников и торговцев: это был жалкий люд; но у самых их хижин красовались великолепные казенные дома командиров, виллы их семей и дворцы крупных поставщиков армии. Влияние милитаризма распространялось и на села. Правда, здесь крестьянин – был ли то потомок туземного кельтского населения или позднейший переселенец того же племени, или ставший оседлым германец, – по обычаю предков возделывал свое поле; но посреди маленьких крестьянских поселений стали появляться – чем дальше, тем больше – необозримые плантации поставщиков армии и однообразные колонии тосударственных поселенцев, ветеранов и иноплеменников.

Таким образом, страна сохранила свой двойственный характер. Непосредственно рядом с утонченною роскошью римского офицера и крупного торговца ютилась жалкая некультурность туземного варвара; по-прежнему отсутствовало гармоническое слияние контрастов. Под золотым солнцем Трира, в благодатных странах Бельгии могла образоваться культура кельто-римского характера; более южные округа Реции и Норики, по изгнании туземных жителей, местами могли пережить, хотя бы не столько по содержанию, сколько по внешности, – местный расцвет италийской цивилизации; на Дунае же и на Рейне римлянин оставался чуждым пришельцем, почти изгнанником-порубежником. И в то же время эти местности положили предел напору германцев в такую эпоху, когда чувство военного долга с его суровыми требованиями давно уже уступило место стремлению к наслаждениям и комфорту.

Глава 2

Переселения восточных германцев и их следствия

I

Если мы будем судить с точки зрения третьего и четвертого столетия об оборонительных мерах Рима на Рейне и верховьях Дуная, то нельзя будет отрицать их целесообразности. Германцы, жившие по ту сторону границы, в главном подчинялись новым необходимым условиям: стесненные фортификационными сооружениями, они научились терпеливому уходу за своею пашней, их земледельческий промысел давал достаточное пропитание размножавшемуся населению: с этой стороны можно было более не опасаться стихийного порыва больших масс.

Но остановкою западных германцев задержаны были и следовавшие за ними народы. Таким образом, давление косвенно отозвалось и на восточных германцах, но в то же время последние лишены были прямого цивилизующего влияния Рима. Хотя они стояли на более высокой ступени духовного развития, чем их братья, жившие между Рейном и Эльбой, хотя они вели оживленные сношения с балтийским побережьем и ревностно заселяли его, они, однако же, не могли найти достаточного пропитания для возраставших масс населения. Образовался новый очаг, питавший обширное переселенческое движение: из стран, расположенных между Везером и Эльбою, непрерывно стремились на юг и юго-восток громадные толпы народа.

Это – начало так называемого переселения народов, которое лучше бы было назвать, в отличие от переселения западных германцев, имевшего место в дохристианскую эпоху, просто переселением восточных германцев; так как последние прежде всех начали его и управляли им. Впоследствии, правда, и западные германцы перебираются через Рейн и Дунай, переходит даже через горы в Италию и с побережья Северного моря переправляются к берегам Британии; но они