Ну вот, теперь-то вам теплее будет.

На стол легла объёмная стопка одёжи.

– Это тебе, Савелий Макарович, а это тебе, Прохор Кузьмич. – Он развернул её. – Халаты турецкие верхние, стёганые, ещё и мехом подбитые. Шапки каракулевые, не такие мохнатые, как у наших горцев, а гладкие. В них и господам офицерам даже не зазорно ходить. Та-ак, а вот это войлочные полусапожки с мехом, да на кожаной подошве. Меряйте всё только, не мало ли будет?

– Да ладно, это нам, что ли, всё?! – удивлённо протянул старший оружейник. – Ну ты даёшь, Тимоха! А ну-у! – И накинул на себя халат. – Чуть великоват, но это даже и хорошо, как раз с запа́хом его сверху надевать. – И присев на скамью, разувшись, с кряхтеньем натянул полусапожки. – Ляпота. – Он прошёлся по комнате, притоптывая. – Потапка, а ну шапку подай!

– Савелий Макарович, ты в ней на бека местного похож, – улыбаясь во весь рот, заявил тот. – Ну точно, или на мирзу. Ходят такие со свитой на местном базаре, покупать ничего не покупают, но зато важничают.

– Ну как, всё впору? – поинтересовался Тимофей.

– Мне как раз, – ответил довольный Кузьмич. – Макаровичу, сам видишь, тоже понравилось.

– Вот и хорошо, – облегчённо вздохнув, произнёс Гончаров. – А то кто его знает, я ведь в таких вещах не очень-то сведущ. Вы, дядьки, не волнуйтесь, не с мертвяков это снималось. Лагерь взяли османский у Арпачая наскоком, ну и там лежало это в хорошем, богатом шатре. Увидал, и о вас как раз подумал, вспомнил. Ладно, носите на здоровье, пора мне. – И Тимофей направился к двери.

– Обожди, Тимофей, – остановил его Терентьев. – Потапка, а ну-ка к Егорке сходи. Погляди, как у него там дело с лужением продвигается. Может, помочь нужно.

Паренёк вышел, а старший оружейник поманил Гончарова к себе.

– Ты, Тимоха, вот что, – понизил он голос. – Через два дня, в среду вечером, приходи, после вечерней поверки. И то хранцузское оружие своего драгуна с собой приноси. Попробуем помочь, так ведь, Прохор?

– Ежели хорошим людям, почему бы и нет? – промолвил тот. – Сами, небось, в строевых службу несли, понимание имеем.

– Так ведь не то, не нашенское это оружие, как же… – начал было Гончаров.

– А это не твоего ума дело, Тимоха! – перебил его Терентьев. – И свой мушкет со штыком и саблей тоже приноси, мы тебе их с Кузьмичом подправим, как новенькие будут. Хоть на каком смотре не стыдно будет любому начальству показать.

– Ну чего, Тимофей, сладилось? – спросил стоявший на улице Чанов. – Смотрю, пустой мешок.

– Держи. – Гончаров сунул его Ивану. – Сложи плотней только, чтоб в глаза не бросался. Сладилось. Послезавтра сюда сам приду. Потопали скорее, перед обедом командир эскадрона учение будет проводить, не хватало опоздать ещё.

В среду вечером, как и договаривались, Гончаров был у дома оружейников. На правом плече у него висело два мушкета. Дело привычное, полковым мастеровым частенько приносили на отладку или починку оружие.

– Заходи, Тимофей! – крикнул из глубины здания Терентьев. – Сюда в проход ступай, в мастерскую.

За широким столом-верстаком сидел старший оружейник и колдовал с разобранным до мелких деталей оружейным замком.

– И тебе здравия. Давай показывай свой хранцузский карабин. Ох ты какой! – Он погладил ложе и укороченный ствол. – Давненько мне такие не попадались, пожалуй, последний раз в Валахии в прошлую турецкую войну. Офицерский, видишь, какая у него отделка хорошая? И сохранился отменно, видать не стреляли из него. Так, только для красоты у кого-то из турецких старшин был. Ладно, годный карабин. Теперь пистоли. 1796, 1798 год, – разобрал он выбитые на казённике даты. – Гляди-ка, тоже свеженькие. По сути, они такие же, как и наши драгунские, только чуть тяжелее и ствол у них длинней. Оставляй. Ну а теперь ты гляди. – И откинул закрывавшую часть стола тряпку. Перед Тимофеем лежал новенький, жирно смазанный драгунский мушкет и два пистоля.

– Ух ты, красота-а, – прошептал Гончаров, взяв ружьё в руки, – императорский вензель, Тула, одна тысяча восемьсот шестой год. На нём и муха даже не сидела, Савелий Макарович.

– А то! – гордо заявил тот. – Пистоли тоже этого года. Забирай всё, хранцузы у меня остаются.

– Спасибо! – горячо воскликнул Тимофей. – Выручили вы нас, Макарович. Слов нет как благодарен!

– Ладно-ладно, свои люди, – проворчал тот. – Собственное оружие давай, вижу, не забыл про него, с собой принёс. Нда-а, однако, поработал он у тебя. – Он погладил ствол поданного мушкета. – Весь в зазубринах. Даже и мушка чуть сбита.

– Да я хотел её подстукать, только ведь слетит она совсем, – проговорил виновато Гончаров. – Привык уже к такой.

– Новую напаяю. Ствол сгладим. Замок весь переберу, нужно будет, так и пружину в нём поменяю. А Прохор ложе поправит. Так-то трещин и лопин на нём никаких не видно. Послужит ещё. Как новенький у тебя мушкет будет.

– Савелий Макарович, коли уж такое дело, может, и прицел у него улучшить? – спросил Гончаров. – Ну что это такое, на казённике хвостовик дурной вместо целика и мушка толстая на дульном срезе. Вот и все прицельные приспособления. За полторы сотни шагов по одиночной цели уже наобум стреляешь, только если по групповой с такими вот прицелами бить.

– Так это и понятно, сам ствол-то ведь тут гладкий. Ты для дальнего боя штуцер с винтовальным себе лучше выправи через главного каптенармуса, там и прицелы совсем другие. А от мушкета с его укороченным гладким стволом чего же ты хочешь?

– У штуцера штыка не будет, – заметил Тимофей. – А мы ведь что саблей, что пулей, а бывает, что и штыком в ближнем бою воюем. Мне бы на него целик установить с вырезками, чтобы две планки откидные были, а одна постоянная. Видел я такой на новом егерском штуцере.

– Чуди-ишь, – возразил Терентьев. – Твоя круглая мушкетная пуля на сколько по прямой летит? Полсотни саженей от силы, а потом она вниз уходит. Толку-то тебе от этих откидных целиков? У штуцеров, у тех да-а, у них прямой бой гораздо больше мушкетного, для того и ладят такой прицел. Э-эх, мо-олодость. Тоже такой же, как ты, был когда-то, всё новое, интересное сделать норовил. Ладно уж, покумекаю с прицелом, толку большого, конечно, тут не будет, но на сотню саженей бить он точнее, думаю, всё-таки сможет. Саблю тоже оставляй, заточим её, как бритва у неё лезвие будет. Пистоли тоже на стол клади, переберу их, обихожу. Ну всё, в субботу вечером, вот так же как и сегодня, за всем оставленным подходи.

На следующий день после субботнего сбора у командира эскадрона Тимофей чуть задержался.

– Докладывай. – Вахмистр подтолкнул его к столу.

– Ваше благородие,