Горячая волна прокатилась к желудку, и в голову натощак ударил хмель. «Нужно уходить, не дай Бог чего не так ляпну», – подумал Гончаров и, приложив руку к груди, попытался попятиться к двери.

– Стоя-ять! – рявкнул Кравцов. – Куда без разрешения?!

– Ваше благородие, да мне бы к отделению, – пробормотал Тимофей. – Ну что я тут вам глаза буду мозолить?

– Скромный, – одобрительно проговорил штабс-капитан. – Молодец. Закуси, чтобы сразу не захмелеть. Ром – напиток крепкий, выдержанный. Вон там, с самого края в уголке присядь.

– Ваше благородие, да мне бы ответный тост и пойти, – произнёс сконфуженно Гончаров.

– Ладно-ладно, не заставляй его, Павел Семёнович. – Огнев махнул рукой. – И правда, ну что он тут будет с нами сидеть, ему и кусок в горло не полезет! Господа, младший унтер-офицер Гончаров желает сделать ответный тост. Послушаем?

– Да-а! – заревел десяток голосов.

Подскочивший Васька плеснул ему в стеклянный стаканчик, и Тимофей приподнял его на уровень груди, удерживая рядом с Георгиевским крестом.

– Простите, господа, что я сдваиваю тост, – проговорил он негромко. – И даже, пожалуй, страиваю, попробую быть краток. Благодарю вас за приглашение и столь лестные поздравления. Мои личные поздравления и поздравления от драгун из отделения достойным кавалерам ордена Святой Анны! Со светлым праздником Христова Рождества вас, господа! Слава Российской империи! – И тряхнул головой. – За Россию-матушку!

Вскочивший на ноги Огнев крикнул, подняв стакан:

– Господа, на такой тост наши два коротких и один протяжный…

– Ура! Ура! Ура-а-а! – ревели офицеры.

Раскрасневшийся в духоте натопленного дома Гончаров вышел на крыльцо, а за ним выскочил следом Васька.

– Держи, Тимофей Иванович, тебе велели собрать. – Он протянул большую корзину с едой.

– Да не надо, ну что у нас, своего, что ли, нет! – попробовал было отказаться драгун.

– Приказ командира эскадрона. Велено было тебе собрать. Да тут всё хорошее, ты не думай ничего. Целая курица запечённая, лопатка ягнёнка, жареные кусы говядины, сыр, колбасы со специями, ну и так, всякое. Бери, бери. – Денщик сунул в руки корзину. – А это от меня уже. – И вытащил из-за пазухи кафтана большую мутную бутыль. – Как раз вашей артели, чтобы никуда потом не бегать. Давай, с праздником ребят там от меня тоже поздравь.

Глава 12. Перед походом

– Бам! – Приклад толкнул в плечо, и, перезарядив мушкет, Тимофей пошёл к мишени. Новая пробоина зияла в самом низу.

– Да-а, прав был Макарович, – пробормотал он с досадой. – Толку на большом расстоянии от нового прицела особого-то и нет. Всё верно, после двух сотен шагов дальше уже наобум стреляешь. Ну ладно хоть в прямом бою прицел работает. Эх, не сподобило меня в технический универ поступать, глядишь, сейчас бы какую-нибудь «приблуду» уже придумал. Плохой из меня попаданец, совсем никчёмный. Никакого толку для прогресса тут не будет. Может, императору Александру о Наполеоне и его походе на Москву написать, чтобы он готовился? Ага, напишешь, таких вот писак юродивых тут, небось, пруд пруди. Сколько их по богадельням всяким в подвалах и в тюрьмах сейчас сидит. А кого-то просто ведь порют, чтобы они дурь не несли и власть бы своими бумажками и рассуждениями не смущали. Меня пороть, конечно, уже нельзя, а вот в богадельню легко определят, если я вдруг заявлю, что через четыре года француз Москву спалит. Да и не дураки у нас вверху, знают, что с Наполеоном долгого мира не будет. Готовятся. Даже тут, в Закавказье, и то разговоры о будущей войне идут.

Сорвав со ствола дерева мишенный лист, Тимофей перекинул мушкет ремнём через плечо и потопал по весенней раскисшей дороге в сторону города.

– Эгей, сторонись! – Мимо с гиканьем проскакала казачья сотня. Один из всадников оглянулся и, придержав коня, спешился. – Тимоха, ты?!

– Ох ты, Стенька! – воскликнул обрадованно драгун. – С рождественского парада тебя не видал!

– Так, конечно, – обнявшись, произнёс Харин и ухмыльнулся. – К Моздоку ведь уходил за конями. Велено было весны не дожидаться, а прямо зимой за Кавказскую линию идти. Натерпелись, само собой, но сотен пять сюда их пригнали. Для вас тоже, кстати, сотню было велено выделить. Так-то неплохие кони. Откормите их после горной дороги, хорошо вам служить потом будут.

– А чего так с пригоном-то спешили, Степан, не знаешь? – спросил казака Тимофей. – Это же, получается, вы самую пургу на перевалах застали, а потом ещё и весеннюю хлябь.

– А то! Потому и говорю, что натерпелись, – вздохнув, проговорил тот. – Так ведь не поспоришь с этими генералами. Им поскорее сюда, к Тифлису, всё собрать нужно. Там из Моздока и рекрутов, и обозы, и пушки сюда сейчас гонят. И даже пара полков новых, говорят, совсем скоро уже подойдёт.

– Опять, значит, что-то затевается, – произнёс задумчиво Тимофей. – А я-то думаю, чего это в сторону Эривани дальние дозоры начали часто гонять.

– Вот-вот, ребятки рассказали уже. Пару сотен из полка на юг ушли. Одна сотня к Нахичевани, а другая под Эривань. Я-то тебя поздравил уже. – Он кивнул на сиявший на солнце крест. – Теперяча и ты меня можешь.

– Да ну?! – воскликнул Тимофей. – А ну-ка хвались!

– Две недели уже в подхорунжих, – заявил Стенька и гордо выпятил грудь. – Да-а, во-от полусотню доверили. Сотником Лукьян Никитич у нас, ты его знаешь, а вот на моё место урядником дружка Маркела поставили. Я сам за него слово замолвил.

– Поздравля-яю. – Гончаров пожал крепко его руку. – Так и сам скоро в сотники, Степан, выйдешь, а там, глядишь, и в атаманы!

– Ну ты и скажешь тоже, в атаманы! Отродясь в нашем роду таких не было. На такую-то высоту просто так ведь тоже не заберёшься, мы, Харины, всё больше сабелькой махать.

В середине апреля в Тифлис подтянулся Борисоглебский драгунский полк, с высочайшего разрешения вытребованный главнокомандующим для усиления своих войск из состава девятнадцатой дивизии, что охраняла Моздокскую линию. Полк этот прибыл в столь плачевном состоянии, что Гудович даже писал по этому поводу военному министру: «В Борисоглебском драгунском полку лошади в худом состоянии от неприлежного за ними присмотра и от переходов самовольных и не по маршруту, касательно до ссадин, то оныя могли произойти как от худобы лошадей и неприсмотра, так и от того, что потники малы… принятые из комиссариата таковые перед самым выступлением его в поход… лошади до такой были доведены худобы и столь много было с ссадинами, что беспрерывно падали».

– Ох и ярились, ох и бранились их сиятельства, – рассказывал после утренней