Шрифт:
Закладка:
– Да? А я чего-то и не помню такое, – удивился Тимофей. – Вот ничего толком из боя в памяти не осталось. Какое-то мелькание, крики, ну и как Чанова с Антоновым из боя вытаскивали.
– Это разум сам нам так память отводит, – проговорил рассудительно Кошелев. – Чтобы мы не свихнулись от этой всей бойни. Жуткое дело, братцы, война. Много думать об этом не стоит, ну его, живы, и ладно, и, слава Богу. Давайте уж лучше о бабах, что ли, поговорим. Я вот в отставку как выйду, самую крепкую себе возьму, чтобы и обхватить её невмочь было. А чего вы ржёте? Стать в бабе, как и в кобыле нашей, в строевой, очень важна. Это вон у господ жинки худые, их ажно ветром колышет, дитя своего даже молоком выкормить не могут, всё нашим кормилицам их отдают. А наши крестьянские бабы, они и мужику даже не уступят. Напьётся хозяин у кабака, сомлеет, а баба его на плечо – и понесла до дома. Вот такая гожая, вот такая и мне самому тоже нужна.
Глава 9. Персы
– Ваше благородие, вам рапорт по взводным потерям. – Тимофей передал бумагу Огневу. – Один убитый и три в лазарете. Утрачен один мушкет и два пистоля. Ну и так по конской амуниции немного.
Капитан, сидя перед командирским шатром, пробежал глазами бумагу и удовлетворённо покачал головой.
– Это сражение удачно для нас прошло, не сравнишь со штурмом Ахалкалака. Штабные передают, что все общие не более сотни человек[20]. Зато у турок полный разгром. А вот то, что оружие утрачено, – это, конечно, плохо. Из какого отделения?
– Из моего, – покраснев, промолвил Тимофей. – Сшибка была, ваше благородие, коня у драгуна убило, его-то мы вытащили, а вот оружие не успели.
– Нда-а, скверно, – нахмурившись, произнёс Огнев. – Было бы отступление, объяснили бы интендантам, а так ведь победный бой. Надо получше поискать. Может, турки бросили при бегстве?
– Да осмотрели уже всё, ваше благородие, – потупившись, проговорил Тимофей. – Мы драгуну взамен карабин французский из трофеев отдали, он даже чем-то на наш мушкет похож, и пистоли тоже нашли. А как в Тифлис на квартирование встанем, обещаю, у него всё родное, наше будет.
– Ну, вот и убери тогда из бумаги утрату. – Капитан вернул лист. – Нечего мне ещё от тыловых упрёки слушать. Да куда ты? Пиши прямо здесь карандашом, знаю, что сам за Копорского всю канцелярию ведёшь и даже его подпись уже научился ставить. Вот у чурбачка присаживайся, на него свою чудо-сумку клади. – И, встав, прошёл в свой шатёр. – Потом только камнем лист приложи, чтобы не унесло. Я отдыхать пока буду.
– Слушаюсь, господин капитан, – пробормотал Тимофей, выводя на листе косые строчки.
После обеда командир полка собрал у себя всех офицеров. Вернувшийся Копорский велел строиться взводу и, выслушав доклад унтеров, оглядел загорелые лица драгун.
– Братцы, отдыхать, похоже, не про нашу честь, – проговорил он с усмешкой. – Командованием поставлена новая задача – выслать усиленный дозор в сторону Эривани. Там уже есть разъезд казаков, ну а нам велено его усилить. По последним сведениям, армия персов находится неподалёку, и их сиятельство хотел бы точно знать, какова их численность и стоит ли ждать от них удара. Полк высылает два взвода фланкёров из первого и второго эскадронов под командой штабс-капитана Кравцова. Мы уже в таком составе выходили в дозоры, так что дело привычное. Выезд через час, торочьте в саквах фураж и провиант, берите запас патронов. Гончаров и Чанов, вы останьтесь на месте, всем остальным разойдись.
Строй рассыпался, а подпоручик подошёл к оставшимся.
– Тут такое дело, Чанов, как тебе твой новый конь?
– Да так-то вроде хороший он, ваше благородие, – ответил тот неуверенно.
– Так вроде хорош или не очень? – задал тот вопрос, глядя в глаза драгуну.
– Ну да, хороший, статный, конечно, красивый, горячий, – неуверенно протянул Иван. – Вот только брыкается уж больно и в торбу морду совать совсем не желает, капризничает.
– А как же ты на нём вздумал в горы идти? – поинтересовался подпоручик. – А если он тебя вдруг в пропасть скинет? А если он и дальше овёс принимать не станет? Что же ты тогда, будешь по камням скакать и пучки травы собирать?
– Ну-у, даже не знаю, ваше благородие, – промычал Чанов.
– Ладно, смотри сюда, – понизил голос Копорский. – Полковому командиру твой жеребец шибко приглянулся. Ну, вот на что тебе арабский скакун, Ваня? Сам посуди, одна морока только с ним. А вот их высокоблагородию по своему статусу такого коня иметь самое оно. Ещё и благосклонность за такой подарок от господина подполковника получим. Ну как, отдаёшь коня Сергею Александровичу?
– Так-то я как бы, конечно, да, – промямлил Чанов. – Только как же мне самому без него быть? Моего Бурушку-то эти ироды пристрелили.
– За это ты не волнуйся, – успокоил его командир взвода. – Там уж тебе добрую кобылу приготовили для обмена, со всей положенной и, кстати, утраченной тобой сбруей и снаряжением. Так что ты ещё и в прибытке останешься, и за утерю с тебя вычета не будет. Так что бери своего жеребца и веди его в наш полковой обоз, спросишь главного интенданта, он всё уже знает. Ну всё, ступай.
Чанов козырнул и пошёл к выпасу, а Копорский кивнул ему вслед.
– Вот куда ему такой жеребец, а? Даже и мне он пока не по статусу, а уж мороки с ним сколько. Для такого чистокровного отдельный конюх нужен и особый рацион.
– И не говорите, Пётр Сергеевич, – усмехнувшись, согласился Гончаров. – Нам донская казачья порода конская самоё то. Нет, ну вам бы, конечно, араб подошёл. С таким конём прямой путь в штабные офицеры.
– Да иди ты, Тимоха! Подтрунивать над командиром он будет! Тут поручика не знаю когда получишь, а ты про штаб-офицеров говоришь.
Середина июня – время самого длинного светового дня. До сумерек дозорный отряд прошёл к южному краю Ширакской котловины и встал на ночёвку у отрогов гор. Где-то неподалёку выли и взлаивали шакалы, кричала ночная птица и трещали цикады. Проверяя караулы, Тимофей вслушивался в эти ночные звуки.
– Спокойно, Федот Васильевич? – спросил он замершего с ружьём в руках ветерана.
– Вроде да, – негромко
