колонки, которую принес из церкви дон Казимиро, на всю площадь играла ярмарочная музыка, каждый год одна и та же. Вся деревня собралась на площади в ожидании судей, которые, попробовав торты, должны были выбрать победителя. В этот раз призом были щипцы для колки орехов с гравировкой: «Фестиваль клубники – Тильобьянко».

Все крутились вокруг столов, разглядывая шедевры других, пытаясь понять, есть ли торты лучше, чем у них. Эльвира в какой-то момент оказалась у стола книжного клуба, в котором, нечего и говорить, приготовили торт все вместе, следуя четким идеям и указаниям своей гуру Ирены.

«Эфимерность», именно через «и», значилось на плотном листочке бумаги рядом с тоненьким и низеньким тортом. А рядом шел рецепт без яиц, без молока, без масла, без сахара, со строго цельнозерновой мукой, смолотой вручную.

– Всего тридцать восемь калорий в кусочке! – с гордостью объясняла Ирена. Эльвира взглянула на нее с плохо скрываемым презрением. Куда катится этот мир.

Присцилла с Агатой, участвующие парой, стояли за своим столиком, гордые обладательницы самого уродливого торта за всю историю фестиваля клубники.

– Блин, этот торт просто шикарен, – продолжала повторять Агата, которая с нетерпением ждала того знаменательного момента, когда их секрет узнает вся деревня. Потом она отвлеклась на Этторе, который вместе с Чезаре торжественно появился на площади.

– О… – прошептала она своей партнерше по команде. – Он даже более прекрасен, чем клубничный торт Вирджинии.

– Да, можно и так сказать, – признала Присцилла.

Она смотрела в том же направлении, хотя и на брата номер два, и, откровенно говоря, не могла не согласиться с Агатой. И Чезаре, и клубничный торт вызывали у нее желание попробовать их на вкус.

Незадолго до того, как судьи начали обход конкурсантов, почти одновременно произошли две вещи.

Первая – у церкви припарковалась машина дона Казимира, откуда вышел вымытый и прилично одетый Владимиро. Трамеццино, сидевший в своей корзинке под стулом бара, заметил его в тот же миг: сначала поднял ухо, потом голову, а потом пулей бросился через всю площадь. Хозяин подхватил его на руки, и вокруг них собралась небольшая толпа, все улыбались, а Владимиро никогда не получал столько объятий за всю свою жизнь. Когда он наконец смог заговорить, то произнес только:

– А моя тележка?

– Мы о ней позаботились! – тут же ответили невероятно гордые собой близнецы.

В тот же самый момент произошло и второе событие. В суматохе, никем не замеченная, из дома молча вышла женщина и медленно, но очень элегантно пошла в сторону площади. Седые до белизны волосы были собраны в пучок при помощи серебряных шпилек. Она шла медленно, будто совсем отвыкла от ходьбы, в пурпурном платье, шелковом и длинном, почти до пола. В полной тишине она подошла к площади и остановилась, глядя на Владимиро и обнимавших его людей.

Первой ее присутствие заметила маленькая Маргарита, которая, подергав Вирджинию за рукав, спросила, указывая на фигуру пальцем:

– Это кто?

Девушка подняла взгляд и так и застыла с открытым ртом на пару секунд, а потом прошептала:

– Это Пенелопа.

И тогда все головы, одна за другой, повернулись в ее сторону.

Пенелопа. Которая за последние годы так редко выходила из дома, что для многих была скорее легендой. Пенелопа, с вечно растрепанными волосами и печальным лицом того, кто не мог понять, за что он заслужил столько боли. Пенелопа, которой было отказано в самом важном – и нет, речь не о женихе, а об объяснении, простом человеческом жесте. Пенелопа, которой так и не удалось высвободиться из когтей ожидания за семьдесят лет молчания.

И вот она перед ними. В целых девяносто два года, наконец освободившаяся, наконец живая. Пенелопа вернулась.

Аньезе единственная отделилась от замерших на месте, не верящих своим глазам жителей деревни. Она приблизилась к пожилой синьоре и мягко взяла ее за руку. Потом, очень-очень медленно, подвела ее к скамейке под деревом и сказала:

– Садись сюда, Пенелопа. Побудь с нами.

– Меня зовут Амаранта, – только и ответила старушка. Она сдержанно села, с идеально прямой спиной и ясным взглядом, и Чезаре протянул ей бокал яблочного сока.

Вирджиния разрыдалась, и между всхлипами продолжала повторять:

– Сработало, сработало…

Через секунду, разумеется, вместе с ней заплакала и Маргарита, крепко обхватив девушку за ногу.

Агата взяла Присциллу за руку и, не отводя глаз от Пенелопы, прошептала:

– У нас получилась поэзия?

– Да, из тех, что умеет летать, – подтвердила писательница.

Амаранта вышла на улицу.

Она решила выбраться из своей раковины, из этого дома, где укрылась на семьдесят лет.

Если даже почти в сто лет можно выбраться из своей норы, значит, возможно вообще все, и выйти можно из любого убежища, значит, можно открыть дверь и впустить свет. И пока Присцилла об этом размышляла, она встретилась взглядом с Чезаре, который смотрел на нее издалека, и улыбнулась в ответ.

Больше не нужно было ни прятаться, ни снова сбегать.

Первой оправилась от удивления Кларетта:

– Да, прекрасно, но как же конкурс?

Через пару минут все уже снова оказались за своими столиками, пока судьи ходили между ними, пробовали и делали пометки в блокнотах о своем неоспоримом решении.

Когда подошла очередь Вирджинии, у судей поднялись брови: почти сорок лет они пробовали эти торты и узнали «Супрему» без труда. Они быстро переглянулись. Первый из них, взяв вилку, отломил кусочек торта, поднес к глазам, долго рассматривал, затем наконец попробовал и произнес:

– Невозможно.

Его примеру последовал и второй судья:

– Невероятно…

Вирджиния с детьми сгорали от нетерпения и волнения.

И наконец третий судья тоже попробовал кусочек и объявил:

– Это «Супрема».

И во всеобщем переполохе, среди теснившихся вокруг столика Вирджинии людей, Присцилла повернулась к Агате и прошептала:

– Взгляни на близнецов.

Оба мальчика раскраснелись и так и стояли, не в силах шевельнуться от потрясения. Они пока не знали, можно ли им бурно радоваться, и это их убивало.

В возбужденном гомоне послышался голос Аньезе. Годами она искала этот рецепт, а тут как по волшебству девчонка, которой всего шестнадцать, выставляет на конкурс тортов ни много ни мало, а ту самую «Супрему»! Вы издеваетесь?

– Ты! Где ты откопала рецепт? – набросилась она на нее.

Вирджиния, невероятно гордясь своим достижением, ответила со всей непринужденностью своих шестнадцати лет:

– В тележке Владимиро.

И Андреа и Тобиа наконец издали дикий торжествующий вопль.

История того июльского воскресенья, когда одновременно появились во всей своей красе Пенелопа и «Супрема», с полным правом войдет в историю и даже станет местной легендой.

Глава тридцать пятая

Год спустя

—А в этом году кто же ее снял, виллу «Эдера»? – спросила Эвелина