Осмотрев расщепленные доски, я прикинул траекторию. Стреляли снизу вверх, скорее всего – от дальней стены, целясь в дверь или в тех, кто ворвался через нее. Но почему от пола? Разве что нападение было ночью и один из проснувшихся офицеров успел вскинуть оружие?

Тут же мы принялись осматривать пол, и вскоре удалось найти следы пусть тщательно, но не до конца замытых пятен крови.

– Значит…

Мне не хотелось говорить это вслух, но вместо меня сказала Ариадна:

– Значит, семеро из трупов в котельной – это сожженные из огнемета военные. Скорее всего, они успели выжечь лишь две камеры, прежде чем кончилась огнесмесь. Потому что, судя по слою сажи, выжигали они там все на совесть. Затем начальник отряда поехал к доктору Луччевской и доложил обстановку. Взял еще огнесмеси. Вернулся, судя по расстоянию, уже затемно, а значит, выжигание третьей камеры отложили до утра. Но. У тех, кто ворвался сюда посреди ночи, были иные планы. Например, увести уцелевшего плесневика и скрыть следы, выиграв этим как можно больше времени.

– Для чего?

– А вот на этот вопрос нам и нужно ответить.

10111

Остаток дня прошел бурно. Оставив сани в монастыре, мы подняли военных генерала Пеплорадовича и всю местную полицию, направив формировать команды для выезда на место убийства. Доктору Чистякову-Скоблинскому был дан приказ готовить новые помещения для зараженных и усилить карантинные мероприятия. Грозов спешно нагнал людей на завод витальных бальзамов, запуская производство на полную мощность. Горожане уже стояли у его заводской лавки, раскупая последние запасы: несмотря на попытку соблюсти секретность, новость о произошедшем пожаром охватила город. В трактире напротив полицейского управления чиновники и извозчики, разнорабочие и рыбаки, дуя на чай, обсуждали найденные трупы. Даже купец Толстобрюков проникся ситуацией настолько, что из личных средств выделил по десять рублей семьям погибших. В общем, все были при делах.

Вернувшись в монастырь, мы проговорили с Ариадной до ночи, пытаясь понять, где могут находиться плесневики и как найти улики. Впрочем, ничего путного пока придумать не удалось, и в конце концов мы разошлись по кельям.

Когда миновала полночь, мне все еще не спалось. Сон убивала тяжелая усталость. Затеплив свечу, я подошел к окну кельи и аккуратно приоткрыл старую раму. Холодный воздух пах весной. Март был на исходе. Мертвый залив, в который обрывался монастырский двор, разливался бескрайней гладью. В свете луны чернела обстроенная куполами циклопическая бронебашня береговой обороны, превращенная в монастырский скит. Было тихо и покойно.

Легкий и нерешительный стук в дверь.

– Я увидела свет. Вам тоже не спится? – Маша, зябко кутаясь в укрывающую ее до самых ног шаль, нерешительно вошла в комнату.

– Да, не до сна. Трудный день. Много о чем надо подумать.

– А ваша механическая подруга? У нее тоже горит свет.

– Она читает. Я сегодня купил ей еще книг. Кажется, ей начинает нравиться. Поэтому не хочу ее беспокоить.

– Это здорово. У меня тоже много книг. Правда, я прячу их от дяди. Под кроватью. Они не очень приличные. Там о любви.

– Вот как? И кто автор?

Маша чуть покраснела. Затем подошла ко мне ближе и прошептала в ухо:

– Тургенев. У него там порой такое…

Лишь титаническим усилием воли я сумел удержать на лице серьезность.

Маша же, явно ожидавшая более яркой реакции на ее литературное грехопадение, чуть поджала губы.

– Но вы не подумайте. Я порой и другие вещи читаю. У меня детективы есть. С убийствами даже. – Она вновь отошла от меня: – Только дяде не говорите. У него слабое сердце.

Я рассмеялся, обещая промолчать об этом секрете, но глаза Маши на миг стали грустными.

– Знаете, я сейчас как раз дочитала книгу. Она тоже о полицейском. Штабс-капитане. Он очень похож на вас, Виктор, такой же отважный и смелый. И красивый.

– Постойте. Дайте догадаюсь, что-то из книг о похождениях штабс-капитана Амура Рафинадова?

– Да! Как вы догадались? Я читала «Амур Рафинадов и тайна преступной графини». Как вы думаете, Амура действительно убили в конце?

– Маша, ну нет конечно, я уже следующую книгу видел. Вы знаете, какой серия про Рафинадова доход приносит издателям? Ничего с ним не случится.

– Но… Как же? Там ведь в конце, сразу после свадьбы, коварная графиня де Бельведер оставила сыщика привязанным к их брачному ложу, отдав того на растерзание сестрам-революционеркам Миловидовым.

– Слушайте, тут я, увы, не знаток: не читаю подобную литературу, она низкосортная.

Маша чуть обиделась.

– А мне нравится. Знаете, я, когда читаю, будто нахожусь в другом мире. Таком красивом. Легком. Где можно любить и чувствовать от этого радость, а не стыд за нарушение наших запретов. Где нет монастырских стен. Где можно любить хорошего человека, и никто не назовет это грехом. Вы мне очень нравитесь, Виктор. А я вам?

Кровь прилила к щекам. Сердце ударило дробью. Я вообще не был готов к такому повороту событий.

Я не успел ничего сказать. Маша освободила левую руку из-под шали, и на стол перед нами встали два бокала с вином. Затем резко, будто шагая в холодную воду, Маша сбросила шаль со своих плеч.

Свет луны вспыхнул на белоснежной сорочке.

Маша подошла ко мне, положив мою руку на гладкую ткань.

– Как вам? Я сшила сама.

Прикосновение. Я почувствовал, как голова начинает кружиться от чувства ее тела.

– Вам нравится? Это батист. Как вы думаете, он не слишком прозрачный? Просто я не могла найти в нашем городе другой, у нас в лавках очень трудно достать хорошую ткань.

Я смотрел на девушку. Батист был прозрачен донельзя.

Звякнуло стекло. Она взяла бокалы и нерешительно посмотрела на меня.

– Виктор, вы будете вино? Оболоцкое свекольное. Очень хорошее, полусладкое.

– Нет, Виктор не будет вино. Виктор предпочитает чай. Без сахара. Не так ли, Виктор?

Ариадна стояла в дверях комнаты, разглядывая нас холодными синими глазами. Пройдя к нам, она аккуратно взяла у меня из рук бокал вина и механически вылила его в горшок с миртом.

В келье воцарилась чудовищная тишина, какая бывает в грозу перед первым ударом молнии. Сыскная машина невозмутимо вернулась к девушке и отдала пустой бокал.

Словно очнувшись от этого, Маша вскинулась и, схватив шаль, выбежала прочь.

– Какого Сатанаила ты творишь?! – Дар речи вернулся, и я заорал на всю келью.

– Я что-то сделала не так? А что? Я просто услышала ваш разговор и подумала, что вам будет неприятно пить свекольное вино. Ведь когда вас угощал Грозов, вам не понравилось.