– Со мной? Ничего. Я душу открыть решила, а вы о железке своей думаете.

– Она мой напарник. Подбирайте слова.

– Она робот обычный, Виктор, а не напарник ваш. И делает она только одно – использует вас. Что ж, до встречи. Хорошо вам поработать.

Набросив пелерину, Маша торопливо вышла. Я тяжело выдохнул, с удивлением понимая, что с механической Ариадной мне в некоторых вопросах живется куда легче, чем с живым человеком. Дав половому деньги, я взял шинель и отправился в архив.

К вечеру, разобравшись с бумагами, мы с Ариадной отправились в дом Аиды. Тот уже сиял электричеством и был полон гостей. Веселый вечер был в самом разгаре.

Генерал Пеплорадович, блестя орденами, рассказывал о своих подвигах на последней войне с Уралом. Отец Лазуриил с Грозовым стояли на балконе, обсуждая постройку в городе духовного училища. Толстобрюков деловито уничтожал подаваемые блюда и вина, работая над этим так последовательно и ловко, словно в нем стояла механическая мясорубка.

– Хорошо. – Купец довольно отер губы салфеткой и блаженно откинулся на стуле. – Ох, как хорошо.

– Говорят, сегодня удачный день. Можно вас поздравить.

– Уже слышали? Да, последний рыбзавод конкурентов купил. Теперь все. Все побережье на сто верст мое. Вся рыба! А у кого рыба, тот и царь.

Я чуть задумался.

– А что, тут в Мертвом заливе такая уж хорошая рыба?

– Только возле островов. Там вода почище. Но рыба что надо. Царская рыба.

– А Гниль ее не трогает, нет? Везет. На кораблях ловите?

– Ну не только. На кораблях дорого, их же флотилией выпускать надо, опять же миноноску держать для охраны. Сами знаете, что из Северного ядовитого океана порой заплывает. Какие раскорякены порой лодки хватают.

– И как же ловить тогда?

– Дирижаблями. Низко над водой идем, сети с них кидаем, и все.

– И много у вас дирижаблей?

– В собственности? Двадцать. Считая грозовские. Ему все свои продать пришлось, чтобы мне по осени долги отдать. За это он меня и не любит, что товары теперь, как и остальные, на санях таскает.

– Все двадцать на рыбе?

– Конечно, с этого доход больше.

Мы еще немного поговорили, но я уже знал, что делать.

– Что о Толстобрюкове думаешь, Виктор? – спросил Владыко, когда я вышел к нему на балкон. Он был один. Раскрошенной кровяной колбасой он подкармливал стайку прилетевших из леса птицежорок.

– Пока не составил мнение.

– А о Грозове? А об Аиде? Я просто думаю, а кто из них троих нас погубит.

Я напрягся, но Владыко продолжил.

– Толстобрюков с рыбным своим делом? Дирижабли ловчие завел на аэродроме, корабли железные привел по размеру больше церкви каждый, заводами лесопильными да бойнями вгрызся в землю. А Грозов? Ладно бы винокурню держал, как дед. Так нет же, мало ему. Зверя в консервы заточать начал, варить бальзамы какие-то, с Аидкой грешной путаясь, завод за заводом ставить. А Аидка? С ее фабрикой ядовитой? А ведь она уже рядом заводы оружейные взращивать начала. Все они, Виктор, на Петрополис смотрят. Не видят они, во что Оболоцк перерождают. Помнишь, как ты на кошкинской фабрике работал? Помнишь, как на стороне Фабричной человек попирал человека? Такого зла в Оболоцке никогда доселе не было. Но, чувствую, будет. Очень скоро. Я как могу им мешаю. Цеха ни разу не освятил. Паства моя на заводах их не служит, а кто служит, так тот подламывает там все по мере сил, подпиливает им шестереночки, хе-хе. Но это же капля в море. Скоро все здесь затянет дым. Пока я жив, не бывать этому. Но вот я умру – и что дальше? Во второй Петрополис город превратят? Преемников у меня нет. А Маша молода и плотью слаба. Неужели погибнет город?

– В Петрополисе лучше, чем вы думаете. Там театров много, музеи, там деньги, а где деньги – там всегда ученые, писатели, художники.

– Читал я твоих писателей, одна кровь и блуд. Видел я твои деньги: боль и слезы одних, дающие удовольствия другим. Видел я твои театры. Вон Аидка показывала. Срамота. И чертопса жалко. Почему дворник тварь безгрешную утопил? Почто?

– Иногда, чтобы обрести свободу, нужно потерять все, что тебе близко. – Ариадна, появившаяся за спиной Владыки, грустно на него посмотрела.

– Тогда я скоро стану свободным.

– У вас есть Бог.

– У меня он есть. А у других? Их же развратит клятый Содом новый, град в яме, он же затянет их, обратит в свои шестерни. И погаснет здесь свет. Навсегда погаснет. Эх, как же так? Дурное время настало… Механическое…

Я отвернулся прочь. Из труб фабрик шел густой черный дым, но его было совсем немного, и благодаря закатному свету я видел легкие, едва заметные красно-зеленые полосы, уже намечающиеся в небе. И я не знал, что для живущих здесь людей будет лучше.

11010

– Что думаешь, Ариадна? – спросил я, когда мы вернулись в монастырь.

– Нам срочно нужно обследовать дирижабли Толстобрюкова. Учитывая непроходимость лесов, небом проще всего было вывезти плесневика с заброшенной винокурни. На борту дирижабля должны, без сомнения, остаться следы Гнили. Виктор?

– Да?

– Вы выглядите уставшим. Я попрошу Владыку подготовить нам аэросани на завтра, а вы идите отдыхать. Вы человек, и ваш ресурс более ограничен. Да, постойте. – Ариадна внезапно замерла и что-то достала из-под мундира. – Это вам.

Я увидел идеально срезанную стальным лезвием, но изрядно помятую железными пальцами ветку ивы с начавшими пушиться почками.

– Я увидела это во дворе и посчитала, что, если вы поставите ее в спальне, вам будет приятно с эстетической точки зрения.

Пораженный, не понимающий, что все это значит, я попрощался и прошел в свою келью. Взяв стакан с водой, я поставил веточку ивы рядом с отцветающим миртом. На душе было тепло.

Скрипнула дверь.

– А она быстро учится, да, Виктор? – Что-то упало мне на кровать: Маша сбросила туда стопку книг.

Она была немного пьяна. Совсем несильно. Но достаточно, чтобы это было заметно. И одета тоже не сильно. Но тоже достаточно.

– Простите за мой вид. Я бы не решилась с вами поговорить, а потому мне пришлось пригубить вино. И кажется, я выпила чуть больше, чем надо.

Она виновато улыбнулась и покачнулась с непривычки.

– Я зашла в келью к вашей самоходной консерве. Ну не могла удержаться. Интересный факт: я узнала, что, когда пьяная, я любопытная. Но не о том. Посмотрите, что она читает сейчас.

Я взглянул на рассыпанные книги: «Амур Рафинадов. Бархатный поцелуй смерти», «Жена для