скрывался неутомимый труженик, обрекший себя на монашескую жизнь. Его упорство, сила духа и благородство должны были превратить его в лидера, но высокомерие сослужило ему плохую службу. Он неприятно поражал людей уверенностью в собственном превосходстве. Ему не хватало понимания атмосферы бостонских town-meeting (городских собраний). «Американский мир не для меня», — говорил он, но и сам он не был создан для американского мира. Джефферсон, напротив, был небрежен в одежде и неуклюж. Он избегал смотреть в глаза собеседнику; от робости — уверяли друзья, от скрытности — возражали враги. На первый взгляд, он казался скорее благожелательным, чем воинственным. Но ему были присущи и сильные страсти. И хотя по матери (Рэндольф) он принадлежал к виргинской аристократии, свои политические идеалы он унаследовал от отца, первопроходца и фермера. Подростком он наблюдал, как друзья отца осваивают землю в Западной Виргинии, защищают ее от индейцев, создают самоуправление. Именно в годы учебы он приобщился к демократии. На противников Гамильтон смотрел свысока, Джефферсон же настолько уважал своих, что у себя в Монтичелло даже водрузил на каминную полку бюст Александра Гамильтона. Гамильтон не шел на уступки и твердо следовал проложенному им курсу, не обращая внимания на встречный ветер и приливы; Джефферсон во время шторма спускал паруса, стараясь спасти корабль. Гамильтон точно рассчитывал свои действия, стараясь сплотить вокруг себя группу единомышленников; Джефферсон терпеливо формировал свою партию, льстя одним, расхваливая других, писал тысячи писем и в каждой американской общине пытался привлечь к себе людей, которые могли бы оказаться ему полезными. Словом, Гамильтон был доктринером, а Джефферсон — политиком.

Джон Трамбулл. Портрет Томаса Джефферсона. 1788

Эдмунд Рэндольф. Первый государственный секретарь США. Литография. 1904

Джеймс Мэдисон, автор Билля о правах. Гравюра XIX века

6. Пока Джефферсон находился во Франции, Мэдисон представлял его в конгрессе. В ответ на сожаление Джефферсона об отсутствии в Конституции Декларации прав Мэдисон выдвинул на голосование на Первом конгрессе с последующей ратификацией штатами серию поправок, представлявших собой наиболее полную гарантию свобод человеку, когда-либо предоставляемых обществом. Американский Bill of Rights (Билль о правах) был гораздо обширнее английского, обеспечивал религиозную терпимость, запрещая конгрессу принимать законы, отдающие предпочтение какой-либо религии или не разрешающие ее свободное исповедание. Таким образом, религиозные убеждения становились личным делом человека и никого больше не касались. Были гарантированы свобода мысли, свобода прессы, свобода собраний, а также право людей хранить и носить оружие. Этот прекрасный текст был не менее важен, чем и сама Конституция, и представлял собой наиболее эффективную защиту от любой тирании. Позже Judiciary Act (Закон о суде) разработал федеральную судебную систему. Все были единодушны относительно необходимости создания Верховного суда, но многие считали, что вполне достаточно, чтобы ступенью ниже стояли суды штатов. Другие полагали, что этим судам, неизбежно связанным с местными интересами, нельзя доверять беспристрастное рассмотрение дел, где требуется применение федеральных законов. Поэтому было решено создать федеральные суды.

7. Заняв пост в казначействе, Гамильтон первым делом написал отчет, представленный конгрессу в виде доклада, — образец прекрасного стиля, ясности изложения и четкости мысли. Этот отчет показал, что федеральное правительство имеет двенадцать миллионов долларов внешнего долга и сорок два миллиона внутреннего, а задолженность штатов составляет двадцать два миллиона долларов. Гамильтон утверждал, что нужно признать все долги и консолидировать этот совокупный долг по номинальной стоимости, включая задолженности штатов, поскольку все они делались ради общей цели, и обязать федеральное правительство выплатить начисленные проценты. Таким образом, кредит доверия новой республике сразу же будет основан на соблюдении обязательств. Менее громко Гамильтон говорил о том, что таким образом он удовлетворит класс собственников и привяжет их к новому правительству, которое станет их основным кредитором. Этот план можно было легко подвергнуть критике — он тяжелым бременем ложился на молодое, не имеющее средств государство. Был ли он вообще разумным? Большую часть внутреннего долга составляли платежные сертификаты, выданные армии. Однако эти сертификаты, которые распродавались солдатами, оставшимися без денег, сильно упали в цене. Едва поползли слухи о возможной оплате этих сертификатов по номинальной стоимости, как пришли в движение спекулянты — верхом или на повозках они объезжали всю страну, скупая обесцененные бумаги. Но если эти облигации будут выкупаться по номиналу, то кому тогда достанется разница? Солдату или спекулянту? Гамильтон не мог допустить, чтобы посягали на права держателей сертификатов. «Обеспечение выплаты является основой государственного кредита», — говорил он. Возможно, это и оздоровит финансы, но тогда пострадает мораль. Сам Гамильтон был честен, хотя некоторым его друзьям не были знакомы угрызения совести. Спекулянты должны были получить огромную прибыль от этой махинации. Джефферсон в ужасе описывал «лошадей, которых меняли на почтовых станциях, и быстроходные парусники», которыми воспользовались финансисты и их агенты, чтобы завладеть ценными бумагами за 25 %, а то и за 10 % от их реальной стоимости, прежде чем держатели узнают, что сертификаты будут погашаться по номиналу. «Огромные суммы денег были отняты обманом у бедных и неосведомленных ветеранов. Те, кто обогатится благодаря этой хитроумной уловке, разумеется, станут приверженцами лидера, который помог им сколотить состояние и привел в действие механизм сделки…» Мэдисон энергично боролся за интересы первоначальных держателей сертификатов, но проиграл.

Чарльз Шеррефф. Портрет Александра Гамильтона. Ок. 1790

8. Не менее спорным было и то обстоятельство, что федеральное правительство взяло на себя выплату долгов отдельных штатов. Каждый член конгресса формировал свое мнение по данному вопросу с учетом задолженностей того штата, представителем которого он сам являлся. Штаты-должники сочли эту меру превосходной; штаты, находившиеся вне зоны боевых действий и почти не понесшие военных расходов, отнюдь не стремились возложить на себя новые обязательства. Южная Каролина демонстрировала свои раны: разоренные плантации, сожженные дома; сравнительно непострадавший Мэриленд советовал ей «достойно нести свое бремя»; Южная Каролина была готова поделиться и своим достоинством, и своим бременем. Наконец, в атмосфере негодования и смятения было проведено голосование, и Гамильтон тридцать одним голосом против двадцати девяти потерпел поражение. Но у него еще оставалось кое-что в запасе. Ему не хватило всего двух голосов, и имелся козырь, чтобы заполучить их: выбор места для федеральной столицы. Каждый штат, а особенно Пенсильвания и Виргиния, страстно желал, чтобы столица находилась на его территории — это принесло бы не только честь, но и деньги. Впрочем, Пенсильвания и Виргиния входили в число именно тех штатов, которые наиболее резко выступали против финансовой политики Гамильтона. И тогда на ужине с Джефферсоном тот предложил сделку: столица будет возвышаться на