Шрифт:
Закладка:
10. Еще одной проблемой, чреватой опасностями, было разграничение власти между федеральным правительством и правительствами штатов. Функции и полномочия федерального правительства были перечислены в конституции. Оно имело право устанавливать налоги, чтобы выплачивать долги Соединенных Штатов и обеспечивать безопасность страны; регулировать торговые отношения между штатами и зарубежными странами; чеканить монету и утверждать бюджет; объявлять войну; собирать армию и ополчение. Все неперечисленные в этом списке полномочия оставались за штатами. Таким образом, положение конгресса сильно отличалось от положения британского парламента. Поскольку тот не был ограничен никакой письменной конституцией, никаким перечнем полномочий, он обладал всеми правами, в том числе и правом менять форму правления. Он был сама нация. Конституция Соединенных Штатов, напротив, не могла быть изменена иначе как в виде поправок, предложенных двумя третями членов конгресса и утвержденных в трех четвертях штатов путем голосования в законодательных собраниях. То есть изменения могли быть, но редкие и принятые с большими церемониями. Не помешает ли такая «жесткость» конституции, при определенном образе жизни и мышления, серьезным и непредвиденным переменам, которые могут случиться однажды в стране? Возможно. Но основателям нужна была именно жесткая конституция, чтобы оградить страну от злоупотреблений конгресса, который получал от народа лишь часть полномочий. Именно к нему, к народу, в конечном счете и надо было взывать. Конституция была провозглашена от имени народа Соединенных Штатов: «Мы, народ Соединенных Штатов, в целях образования более совершенного Союза, утверждения правосудия, обеспечения внутреннего спокойствия, организации совместной обороны, содействия общему благосостоянию и обеспечения нам и нашему потомству благ свободы, учреждаем и принимаем эту Конституцию для Соединенных Штатов Америки…»
11. Финальная сцена была проста и трогательна. Секретарь вручил окончательный текст Конституции Франклину, тот поднялся, но голос изменил ему, и речь за него прочитал Вильсон. Франклин признавался, что не одобряет всю Конституцию в целом, но добавил, что не считает себя непогрешимым, что собрание людей, обладающих каждый своими страстями и предрассудками, не может создать ничего совершенного, но что он, к своему удивлению, отметил, насколько принятая система близка к совершенству. Он просил всех участников конвента поставить свою подпись, чтобы продемонстрировать единодушие. Несколько человек, однако, воздержались. Тем временем народ, якобы провозгласивший Конституцию, не знал ее. Сначала предстояло представить ее на утверждение конгрессу, потом — собраниям в каждом штате. Тут-то и началось активное противоборство. Нация разделилась на федералистов и антифедералистов. Антифедералисты утверждали, что адвокаты, ученые и богачи вступили в сговор, чтобы подсунуть эту пилюлю — Конституцию — бедным неграмотным людям. Классу кредиторов было на руку сильное централизованное государство; должники же ждали большей милости от прежних штатов. Радикалы 1776 года — Сэмюэл Адамс, Патрик Генри — встретили Конституцию без особого энтузиазма. Некоторые даже высказывали опасения, не решит ли правительство обособиться и укрепиться на выделенных ему землях и не превратится ли оно в диктатуру. В Пенсильвании народ выступал за ратификацию; в Массачусетсе у губернатора Джона Хэнкока начался приступ подагры, который, как говорили злые языки, должен был закончиться только тогда, когда уважаемый негоциант от политики окончательно уверится в народных настроениях. Вашингтон и Мэдисон с большим трудом получили согласие Виргинии; а Гамильтону, чтобы склонить к решению Нью-Йорк, пришлось написать несколько серьезных очерков, вышедших под общим названием «Федералист». Последними штатами, принявшими Конституцию, и то скрепя сердце, стали Северная Каролина и Род-Айленд. Даже такой умеренный политик, как Ричард Генри Ли, признавая за Конституцией определенные достоинства, посетовал, что ей не хватает главного — истинного народного представительства. «Любой мыслящий человек должен понимать, что предложенная нам перемена есть переход власти от широких масс к малочисленной группе людей». Правда, он не учитывал возможности вносить в Конституцию поправки, возможности, которая однажды должна была принести ему удовлетворение.
Революционный генерал Генри Ли. Гравюра XIX века
Говард Чандлер Кристи. Подписание Конституции США. 1940
12. Джефферсон, находясь во Франции, писал, что не будет считать Конституцию полной, пока ее не дополнят Декларацией прав человека. Тут он был прав; отдельные личности должны быть ограждены от партийных страстей, а основные права граждан — прописаны в Конституции. Сам по себе документ, составленный ассамблеей, обладал самыми редкими достоинствами. Его авторы сумели проявить реализм и использовать накопленный штатами опыт; учли они и Статьи Конфедерации со всеми их признанными недостатками. Их мудрость будет подтверждена успехом предприятия, во многом обусловленным особым положением Соединенных Штатов и их ни с чем не сравнимым богатством. Однако с учетом всех этих обстоятельств, сейчас, по прошествии более полутора веков, можно сказать, что Конституция Соединенных Штатов, дополненная Декларацией прав человека, оказалась мудрой, действенной, что в ней самой заложены средства для ее преобразования в любой момент, когда нация сочтет это необходимым. Совершенным не бывает ни одно творение человеческих рук. Произведение, созданное отцами-основателями, было близко к совершенству — настолько, насколько это позволили обстоятельства.
III. Рождение партий
1. Первые выборы доверили власть людям, создавшим Конституцию. Выборщики, избранные всей нацией, назвали Джорджа Вашингтона первым президентом Соединенных Штатов, а Джона Адамса — вице-президентом. В апреле 1789 года Вашингтон добрался верхом из Маунт-Вернона до Нью-Йорка, где должна была проходить его инаугурация. Когда он проезжал через Трентон, девушки в белых одеждах усыпали ему дорогу цветами. В Нью-Йорке он вышел на балкон Федерал-холла, построенного по проекту французского архитектора Ланфана на углу Уолл-стрит и Нассау-стрит, и увидел обращенные к нему лица безбрежной толпы, скандировавшей его имя: женщины размахивали белыми платочками, мужчины — шляпами; Вашингтон поклялся на Библии, которую держал перед ним секретарь сената. Президент выглядел торжественно, он был слегка бледным и волновался, зная, какая трудная роль ему уготована.