Шрифт:
Закладка:
Чарльз Уилсон Пил. Вид на здание ратуши в Аннаполисе. 1789
3. Конвент собрался в Филадельфии в мае 1787 года. Собирался он медленно, поскольку путешествия на большие расстояния в те времена были связаны с большими трудностями. По выражению Джефферсона, это было «собрание полубогов». Джон Адамс и сам Джефферсон находились в Европе (один — посланником в Англии, другой — во Франции), но, и не считая их, каждый штат делегировал своих самых выдающихся граждан. Из пятидесяти пяти участников двадцать девять были студентами крупных университетов, а среди двадцати шести остальных фигурировали люди уровня Вашингтона и Франклина. Председателем единогласно избрали Джорджа Вашингтона; он сидел на возвышении, и его авторитет, достоинство его манер придавали дебатам ни с чем не сравнимое благородство. Первое заседание он открыл словами: «Если мы, чтобы понравиться народу, предлагаем ему то, чего сами не можем одобрить, то как нам потом оправдаться за содеянное? Так поднимем же знамя, под которым смогут объединиться все разумные и честные люди. Остальное — в руце Божией». Самым умным из участников конвента был, вне всякого сомнения, молодой делегат от Нью-Йорка Александр Гамильтон; однако чопорность манер мешала его красноречию, а идеи — популярности. Он был родом с Антильских островов, и присущие многим американцам демократические инстинкты, сформированные многолетней жизнью в приграничных районах, не находили отклика в его душе. Гамильтон был сторонником британской модели правления, включая аристократию. Он выступал за централизованное государство, пусть даже в ущерб правам отдельных штатов. «Мы должны нивелировать, — говорил он, — различия между штатами». Он считал необходимым подчинить все ополчение в штатах центральной власти, унифицировать долги и добиться истинного национального суверенитета. В здравый смысл, разум, добрую волю народных масс он не верил. Обладая острым умом, он смотрел на жизнь с пессимизмом и считал, что люди в своих поступках руководствуются исключительно силой и личной выгодой и что любое общественное установление может сохраниться только при условии, что в этом будут заинтересованы поддерживающие его богатые и влиятельные слои общества. «Принято считать, что глас народа — это глас Божий, — говорил он, — но это неверно. Народы суетливы и переменчивы и редко бывают способны рассуждать здраво». Мысля трезво, он понимал, что американцы не примут иного образа правления, кроме республиканского, но ему хотелось, чтобы по крайней мере исполнительная власть была как можно более сильной.
4. Делегат от Виргинии Джеймс Мэдисон питал относительно человечества не больше иллюзий, чем Гамильтон. «Если бы люди были ангелами, — говорил он, — то не надо было бы никакого правительства вовсе». Но, в отличие от Гамильтона, он умел воздерживаться от резких суждений. Поэтому он пользовался гораздо бóльшим авторитетом и стал настоящим отцом Конституции. Это был маленький, бледный, робкий человечек, при этом эрудированный и остроумный, который краснел от малейшего взгляда. Он досконально изучил все примеры конфедераций в истории (в частности, в Греции) и снискал глубочайшее уважение со стороны Джорджа Вашингтона. Мэдисон не принадлежал ни к какой партии, за что фанатики обвиняли его в оппортунизме, однако ясность его идей, умеренность взглядов, мягкость характера весьма способствовали успеху конвента. Как и Гамильтон, он считал, что главная роль Конституции состоит в защите прав меньшинства против сильного агрессивного большинства. Он верил, что достигнуть этого помогут проверенные временем средства: суд присяжных, право неприкосновенности личности, частые выборы. Он думал, что человеческий ум, каким бы мощным он ни был, не может за несколько недель переделать то, что создавалось поколениями. В том и состояли сила и достоинство Филадельфийского конвента, что он придерживался уже известных методов, опробованных либо в других странах, либо в штатах Конфедерации.
5. Тон дискуссии задал Джон Дикинсон, автор «Писем фермера», когда сказал: «Мы должны руководствоваться только опытом. Любые рассуждения могут ввести нас в заблуждение». От большинства собраний времен революции конвент отличался реализмом и объективностью. Почти все его участники имели свои экономические интересы, которые и защищали. Среди пятидесяти пяти делегатов не было ни одного представителя от мелких фермеров или от городских рабочих, что кажется нам ошибочным, неосмотрительным и несправедливым, но тогда это никого не шокировало. Ни Патрик Генри, ни Сэмюэл Адамс на собрании не присутствовали. Было отмечено, что четырнадцать делегатов (в том числе и Вашингтон) вложили капиталы в земли, сорок были кредиторами Конфедерации, а пятнадцать — рабовладельцами. Тем не менее было бы большой несправедливостью объяснять их решения одной лишь выгодой. Собравшимся в Филадельфии было далеко не безразлично будущее основанной ими страны. Осознание важности их миссии переполняло их чуть ли не религиозным чувством. Дело было новое, великое, оно требовало собранности и торжественности. Поэтому основатели окружили себя атмосферой тишины и таинственности. Все заседания проходили при закрытых дверях. Участники клялись честью ничего не рассказывать о дебатах. Не слишком доверяя старику Франклину, которому исполнился восемьдесят один год и который не всегда мог совладать со своим языком, двое из них каждый вечер провожали его до дому. У дверей зала заседаний стояли часовые, а секретари на обсуждения не допускались. Эти меры спасли конвент и обеспечили высокое качество результатов его работы. Не один раз между делегатами вспыхивали острые конфликты. Если бы эти столкновения происходили публично, любой компромисс был бы невозможен. Конституция Соединенных Штатов — великое творение — родилась от союза Мудрости и Тайны.
Портрет Александра Гамильтона. Гравюра Альберта Розенталя по оригиналу Джона Трамбулла (1792). 1896
Чарльз Уилсон Пил. Портрет Джеймса Мэдисона. 1783
6. Первая проблема, которую должна решить любая конфедерация, — это конфликт больших и малых государств. До сих пор каждый штат обладал в конгрессе одним
