– Тебе нужен только я? – Себастьян выплюнул эти слова, словно они жгли ему язык. – Для чего? Чтобы сделать из меня посмешище? Превратить в предмет для сплетен? Потому что именно это ты сделала. Я практически разорен, Лотти. Погряз в долгах. Если бы я проявил благоразумие, как умоляли меня родители, то женился бы на мисс Берк и не стоял бы сейчас здесь. Но теперь из-за тебя, из-за своей любви к тебе я поставил под удар даже это. И ради чего? Чтобы увидеть тебя в подарке другого мужчины?

И Шарлотта не смолчала. Не Лотти, нет, а именно Шарлотта Уилмонт. Ее подтолкнуло к этому скрывавшееся за словами Себастьяна лицемерие, незавидная судьба Финеллы, тонкая, как острие бритвы грань, изгонявшая порядочную женщину из общества за малейшее несоответствие общепринятым нормам.

– Да как ты смеешь, – угрожающе тихо произнесла она. – Как смеешь ты разговаривать со мной таким тоном? Ты заявляешь о своей любви и одновременно с этим называешь меня шлюхой. Так кто я, Себастьян: женщина, которую ты любишь, или то, что осталось от другого мужчины?

Себастьян отвернулся, и Шарлотта поняла, что задела его за живое, но продолжала давить на больное место, разозлившись не на шутку.

– Ты не хочешь брать мои деньги? Но объясни, чем мои нечестно заработанные накопления отличаются от приданого мисс Берк. Неужели так трудно понять, что, женившись на этой бесцветной девице, забирать по утрам кошелек с деньгами с прикроватного столика будешь ты? – Шарлотта бросила Себастьяну в лицо слова его собственной матери.

Себастьян порывисто развернулся и уставился на нее, и Шарлотта вдруг почувствовала, как жар гнева и накопившееся в душе разочарование переполняют чашу его терпения.

Она судорожно втянула носом воздух. Еще никогда в жизни она не была так разгневана, никогда не испытывала такого раздирающего душу раздражения и… такой всепоглощающей страсти. Ее груди ныли от сладостной боли, тело пульсировало от желания при виде ярости Себастьяна. О господи, она хотела его так, как никогда прежде. Три дня без него, без его поцелуев и прикосновений пробудили в ней невероятный чувственный голод.

Шарлотте было все равно, что они поссорились, что их роман практически подошел к концу, ибо уже невозможно было отрицать того, что спасти Себастьяна могла лишь женитьба на мисс Берк.

Но это не мешало Шарлотте желать его. Хотя бы еще один раз.

– Как смеешь ты, – прорычал Себастьян. – Я покажу тебе разницу. – С этими словами он порывисто пересек комнату и накрыл губы Шарлотты своими.

Злость Шарлотты переросла в чувственную ярость. Ее пальцы сжались в кулаки, и она принялась колотить его по груди, в бешенстве от его самонадеянности, от собственного всепоглощающего желания обладать этим мужчиной.

Себастьян ответил на ее протест, схватив за руки и зажав их у нее за спиной. Совсем как в то первое утро, когда она проснулась в его постели. Но на этот раз он не был тем же веселым Себастьяном и не шутил по поводу ее плохого настроения. Лишь его ярость удерживала Шарлотту на месте, чтобы он мог выплеснуть свое разочарование в этом бесконечном поцелуе.

И что это был за поцелуй! Язык Себастьяна скользил по ее языку, открывая и исследуя глубины рта, требуя своего и не обращая внимания на ее желания.

Но Шарлотте было достаточно и этого. Этот свирепый налет на ее губы заставлял пальцы ног поджиматься, а тело – оживать от охватившей его опасной и всепоглощающей страсти. В глубине существа Шарлотты разгоралось разбуженное Себастьяном пламя, требовавшее лишь одного: возмездия.

Но как она могла что-то изменить с удерживаемыми за спиной руками?

Себастьян рывком увлек ее к стене, и она оказалась в западне между шероховатой штукатуркой с одной стороны и крепким мускулистым телом – с другой. Его телом. Прижатым к ней. Шарлотта была полностью в его власти, и теперь Себастьян начал гладить ее свободной рукой в попытке добраться до скрывающегося под платьем сокровища, словно это было золото, которое необходимо украсть.

Подол платья пополз вверх, по ногам, по бедрам. Рука Себастьяна нетерпеливо тянула за атласную ткань, желая поскорее коснуться шелковистой кожи под ней. Его пальцы проложили обжигающую дорожку по бедру Шарлотты, задержавшись на самом верху, дразня, испытывая ее, заставляя ее мятежные бедра подаваться навстречу его прикосновениям.

Просунув под сорочку один палец, Себастьян раскрыл ее, проник внутрь, и ноги Шарлотты с готовностью раздвинулись. Себастьян добрался до сокровенного тайника и провел кончиком пальца вокруг спрятанного там бугорка, сорвав с губ Шарлотты глухой стон.

Влажная и дрожащая, она почти ненавидела себя за то, что так сильно хотела этого мужчину, что была так восприимчива к его прикосновениям.

– Ты хочешь меня, Лотти? Хочешь, чтобы я оказался внутри тебя?

– Нет, – солгала Шарлотта, потому что все еще злилась на него, все еще ненавидела за то, что он над ней насмехался.

А палец Себастьяна скользнул глубже в разгоряченную влажную расщелину, опровергающую дерзкую ложь Шарлотты. Палец продолжал ее гладить, продолжал искушать.

– Скажи, что ты меня хочешь.

– Ничего подобного, – с трудом вымолвила Шарлотта, придвигаясь ближе от ощущения приближающейся развязки. Она украдет у него наслаждение, оставив его без оного. Это послужит ему уроком.

Более того, Шарлотта хотела, чтобы Себастьян ее умолял, хотела, чтобы тоже испытал это опасное ощущение дрожи во всем теле. Но как она могла это осуществить, пригвожденная к стене с закинутыми за спину руками?

Шарлотта снова выгнулась, и на этот раз ее бедра коснулись тугого свидетельства возбуждения Себастьяна, его очевидного желания.

И это свидетельство было его слабым местом, ахиллесовой пятой любого мужчины.

Недолго думая Шарлотта оттолкнулась от стены и прижалась своей грудью к груди Себастьяна. Она двигала бедрами вверх и вниз, потираясь о него, дразня.

Как же ей нравилось это ощущение, как же нравилось знать, что может сделать с ней эта тугая, налившаяся плоть, когда вырвется наконец на свободу. Шарлотта слегка приподнялась, позволив этому предмету мужской гордости прижаться к ней, отчасти унять растущее в груди разочарование, дать волю и без того разыгравшемуся воображению.

Она провела в объятиях этого мужчины две недели и прекрасно изучила, что может пробудить его к жизни. Изучила собственную власть над его желаниями.

Губы Себастьяна снова впились в ее собственные в исполненном неудовлетворенности и желания поцелуе. Себастьян отпустил запястья Шарлотты, и она тотчас же воспользовалась свободой: позволила своим пальцам сделать то, чем занимались сейчас ее бедра, – погладить тугую плоть. Положив на нее ладони, она принялась водить подушечками больших пальцев по всей ее длине.