Шрифт:
Закладка:
Лотти он нашел за пустым стойлом: девочка притаилась среди тюков сена, и ее почти не было видно. Мальчик метнулся к ней и опустился на корточки напротив. Веки у Лотти раскраснелись, а сами глаза казались прозрачными.
– Шарлотта, что происходит? Где Мэри? – спросил Гарри шепотом.
– Гарри, помоги ей.
– Где она? Где? – допытывался мальчик. Сердце тревожно стучало.
Лотти не ответила, только уткнулась в колени и зарыдала.
Гарри встал и в отчаянии оглядел конюшню. А потом вдруг услышал крик, потрясший его до глубины души. По спине побежали мурашки. Крик был сдавленный, точно ему мешало что-то (или кто-то!), но звук отчетливо проре́зал темноту и тишь.
Гарри опрометью кинулся проверять все до единого стойла, загончики и чуланы, он исступленно осматривался, силясь понять, откуда же идет звук. А потом вдруг увидел спину Крю. Ярость мигом ослепила Гарри. Садовник затащил девочку в комнатку, где хранилась конская упряжь, и навалился на нее сверху. Стены тут были увешаны седлами и уздечками, а на полу лежала большая груда попон, заслонявшая Мэри, но она точно была там: ее босая маленькая ножка виднелась под темными джинсами Крю, а крики теперь раздавались громче.
Взревев от злости, Гарри кинулся на садовника и стал молотить его руками и ногами.
– Хватит!
Крю обернулся, сощурившись, и одним ударом сшиб Гарри с ног. Тот отлетел в сторону и врезался в стену. В голове что-то взорвалось. Мальчик без единого слова повалился на пыльный, присыпанный сеном пол.
* * *
Голова у Гарри налилась болезненной тяжестью. У него уже случалось сотрясение мозга: как-то раз в приюте Барнардо тяжелый футбольный мяч угодил ему прямо в голову. Гарри тогда было всего пять, и не стоило ему, конечно, играть со старшими, но никто его не отговорил, а взрослые ребята, наоборот, только и делали, что подначивали. «Ну что ты как маленький!» – дразнили они. Ему же совсем не хотелось считаться малявкой: Гарри мечтал поскорее вырасти и пойти работать, чтобы оплачивать счета, ведь тогда мама охотно заберет его домой. «Поди, расплачешься, как мелкий слюнтяй!» – говорили мальчишки. Но Гарри не плакал. Уже на второй неделе жизни в приюте он перестал показывать слезы. Стоит только заплакать на глазах у мальчишек, не знающих сочувствия и утешения, и станешь постоянной жертвой издевок, отчего будет еще хуже.
И обмороки у Гарри уже бывали, но сейчас он первый раз в жизни не мог вспомнить, почему отключился. Вокруг было очень тихо, только кто-то плакал совсем неподалеку. Мальчик открыл глаза и тут же зажмурился: внутри головы прокатилась боль, стремительная, точно скорый поезд, что спешит к станции. Мальчик поморщился, прижал ладонь к виску, снова открыл глаза.
Он лежал в конюшне. Воспоминания мгновенно вернулись и наполнили его, и внутри все сжалось. Подавив приступ тошноты, Гарри поднялся на четвереньки и пополз к Мэри. Девочка скорчилась на ворохе соломы, подтянув колени к подбородку и уткнувшись в них лицом.
– Мэри, – позвал мальчик и притронулся к ее колену.
Она вскинула на него взгляд. Глаза у нее блестели от слез, а цветом напоминали грозовые тучи, уже излившиеся дождем.
– Это я, Гарри. Я тебя не обижу.
Мэри отпрянула, вжалась в стену, попыталась укрыться за ворохом сена.
Гарри очень хотелось обнять ее, утешить, как когда-то утешала его мама, если он разбивал коленки, играя в догонялки, или падал с перил крыльца на мостовую и выбивал молочный зуб. Ему хотелось дать Мэри все, что ей сейчас нужно, но он не мог. Она дичилась его, словно Гарри и был во всем виноват. Может, недаром: ему следовало сразу остановить Крю. Почему он не начал поиски раньше? Почему не дал садовнику жесткий отпор?
Вместо того чтобы успокаивать подругу, Гарри опустился рядом на корточки и стал смотреть на нее. В горле стоял ком. Не в силах проронить ни слова, мальчик ждал какого-нибудь знака, пытался понять, как поступить дальше. Тут к ним присоединилась Лотти. Она подползла к сестре на пыльном полу, спряталась у нее за спиной и крепко обняла Мэри маленькими руками. Та едва заметно расслабилась, а потом и слезы перестали течь по щекам. Мэри шмыгнула, вытерла нос тыльной стороной ладони и уставилась прямо перед собой невидящим взглядом.
Так прошел, наверное, целый час, а может, всего несколько минут – Гарри уже и сам не понимал. Когда они втроем вышли на улицу, там еще не успело стемнеть до конца.
Одной рукой Мэри обнимала Гарри за плечи. Они шли бок о бок, и мальчик старался взять на себя вес подруги, насколько это было возможно. Лотти шагала рядом с ними, крепко сжимая руку сестры.
– Я провожу тебя до вашего корпуса, а потом пойду к Форресту, – объявил Гарри. Его голос звенел злостью.
Мэри всхлипнула и испуганными глазами уставилась на него.
– Не вздумай ему рассказывать!
– Что?! – гневно выдохнул Гарри, раздувая ноздри.
– Никому не рассказывай.
– Придется. Этот гад столько зла тебе причинил! А вдруг он на этом не остановится?
Мэри энергично покачала головой.
– Не надо ничего говорить. Никому-никому. Пообещай, что будешь помалкивать.
Горло опять сдавило, а внутри забурлила ярость. Нет, он ни за что не согласится. Пусть ради Мэри он готов на все, но только не на такое. Он скорее умрет, чем позволит Крю и дальше причинять ей страдания.
– Почему? Я не понимаю. Почему нельзя никому рассказывать?
Мэри медленно вдохнула. По ее лицу пробежала боль.
– Он сказал, что и с Лотти сделает то же, если кто-нибудь узнает.
Гарри ругнулся и покачал головой.
– Я его убью.
– Не вздумай. Только неприятностей себе наживешь. Нам никто не поверит. Кто мы для них такие? Беспризорники, отбросы. Вот какими они нас видят. И так было всегда. Тебе ли не знать? Если будем жаловаться, нас и слушать не станут. Такова правда, и придется с ней мириться. Я буду оберегать Лотти любой ценой. Мы никому не скажем о том, что случилось. Слышите? – Она перевела взгляд с Гарри на Лотти, потом вновь посмотрела на друга.
В молчаливом, скорбном согласии они продолжили путь к коттеджам. В недвижимом влажном воздухе висел аромат жареной баранины и вареных овощей. Гарри замутило. Он проводил взглядом сестер, поднявшихся на крыльцо корпуса Эвелин, а потом со слезами на глазах развернулся и пошел к себе, низко опустив голову и спрятав руки поглубже в карманы. Сейчас он как никогда скучал по приюту Барнардо, по маме, по каплям
