Шрифт:
Закладка:
Доильня располагалась в длинной, невысокой бревенчатой постройке. Под дождями и солнцем дерево в некоторых местах успело прогнить. Коровы зашли внутрь и послушно разбрелись по местам. В доильне уже работали четверо мальчишек – они распределяли скот по загонам. Всего отсеков было шесть, и в четырех стояли новехонькие доильные аппараты. Их нарядный блеск контрастировал с ветхостью плесневелых стен.
Гарри встал сбоку, гадая, что делать дальше. Девон поманил его к себе, потом сел на табурет в одном из загонов, где не было доильного аппарата. Табурет был придвинут близко-близко к корове. Она попыталась почесать себе живот задней ногой, потом махнула хвостом. Сердце у Гарри испуганно заколотилось: схлопочешь разок таким вот копытом – мало не покажется. А Девон уселся себе спокойненько совсем рядом и прильнул головой к коровьему боку, точно и думать не думал о возможной опасности. Его пальцы проворно заработали, принялись тянуть, выжимать. Молоко заструилось в железное ведро, которое подросток зажал коленями. Слева, справа, слева, справа. Гарри с благоговением наблюдал за товарищем.
– Твоя очередь, – объявил Девон и встал.
Гарри занял его место, поднес руки к коровьему вымени и подергал за соски, но ничего не произошло.
– Неправильно делаешь. – Девон наклонился, взял Гарри за руки и стал показывать ему нужные движения.
Мальчик быстро к ним приноровился, и вскоре молоко уже побежало в ведро. Он улыбнулся:
– Получается!
– Да, молодец, можешь взять с полки пирожок, – скривился Девон. – Поторапливайся!
Он оставил Гарри наедине с коровой, а сам ушел в соседний загон. Мальчик продолжал дойку. Времени на работу ушло немало, и когда он с ней управился, дождь уже перестал, а в окнах и распахнутых дверях доильни забрезжил рассвет. Когда молоко перестало идти, Девон дожал за Гарри последние капли, вполголоса ругая ученика за медлительность: мол, эдак ведь они весь день тут просидят.
Устроившись рядом со следующей коровой, Гарри прижался головой к ее боку, повторив позу Девона. Его страх поутих, он даже начал получать удовольствие от работы, да и сидеть рядом с коровой было приятно: от нее исходило тепло, которое успокаивало. Прежде чем начать дойку, мальчик ласково погладил животное по боку и прошептал несколько добрых слов – тихо, чтобы никто не услышал. В этот раз молоко брызнуло в ведро куда быстрее и легче. Но скоро пальцы стало сводить судорогой. Гарри терпел боль, покуда мог, но потом все-таки прервался и стал разминать руки.
Резкий удар в затылок сшиб его с табурета на жесткий пол. Мальчик с трудом поднялся и развернулся лицом к обидчику.
– Это еще за что? – возмутился он.
Перед ним стоял невысокий жилистый мужчина с темными, пустыми глазами. Уголком губ он зажимал сигарету; изо рта, в котором недоставало зубов, тянулся дымок.
– От работы отлыниваем. Я лентяев на своей доильне не потерплю. Кончай дурака валять, – злобно прорычал мужчина, не скрывая гнева во взгляде.
Гарри поспешил усесться на табурет. Затылок жгло от боли – наверняка останется шишка, – но жаловаться он не посмел.
Когда мужчина ушел, Гарри поднырнул под корову и шепнул Девону в щель между загонами:
– Кто это был?
– Бронсон, – ответил подросток тоже шепотом. – Он заведует доильней. Лучше его не злить.
– Да уж это я понял, – вздохнул Гарри, осторожно потирая ушибленное место.
– Если ему покажется, что ты слишком медленно работаешь, он выключит все аппараты, и придется вручную доить целое стадо.
Гарри натужно сглотнул. С его черепашьей скоростью работа займет весь день! С этой минуты он стал трудиться не покладая рук, несмотря на боль. Под конец пальцы уже не слушались.
После дойки мальчику хотелось одного: забраться в кровать и проспать несколько часов. Но подошло время завтрака, а после него Гарри вместе с другими ребятами предстояло весь день убирать овес в деревне. Как он выдержит, Гарри и сам не знал. На прошлой неделе они собирали урожай пшеницы, а на этой взялись за овес, и каждый день солнце жарило немилосердно. Деревенские дети старше восьми лет целый день ходили за уборочной машиной, собирали снопы овса и складывали их вертикальными скирдами. После завтрака воспитанники собирались заняться тем же, хотя трудно было представить, как Гарри управится со снопами, если даже сжать кулаки не может.
– Пойдем есть, – поторопил его Девон, когда они вышли на улицу. – Пошевеливайся, мне надо вернуться побыстрее, а то Бронсон мне всыплет. Мне сегодня еще двенадцать часов работать. – Девон посмотрел на свои руки. Волдыри на коже превратились в мозоли, затвердевшие под слоем грязи, которую не брало склизкое коричневое мыло из душевой. Он потер ладони друг о друга и спрятал в карманы.
Ребята прошли мимо телеги, запряженной лошадью. Худенький мальчик с неправильным прикусом грузил в нее большие, галлонов на десять, бидоны с молоком, чтобы отвезти их в деревню.
– Ты работаешь по шестнадцать часов? – спросил Гарри, подсчитав время в уме.
– Ага, каждый день, даже по выходным. Но только в тот месяц, когда я приписан к доильне. Мне уже четырнадцать, так что, слава богу, скоро я вернусь в школу, а работать буду только до и после уроков, ну и по выходным иногда. А вот стажеры вкалывают каждый божий день. На будущий год и мне так придется. Но ты не бойся, скоро привыкнешь, – заверил его Девон по пути к коттеджу.
Глава 24
Январь 1954 года
Мэри
Пронзительный звонок вырвал Мэри из чудесного сна, в котором она ела мороженое в столовой «Стратэйрда», стараясь не заляпать красивое голубое платье. Девочка открыла глаза и с разочарованием осознала, что вокруг вовсе не интерьеры роскошного корабля.
Но поддаваться унынию Мэри не стала. Вся ее жизнь и так была полна разочарований, поэтому уже через мгновение она погасила жалость к себе, всколыхнувшуюся внутри, и шагнула навстречу новому дню. Ее ждала работа, желанные цели; мало того: сегодня в фермерской школе устраивали спортивные состязания.
Впрочем, назвать себя спортсменкой Мэри не могла. Вернее, не так: она даже не знала, нравится ли ей спорт. Единственной «дисциплиной», в которой она добилась успехов, был бег по улицам Лондона от владельца магазинчика на углу, где она
