– Привет, дедуль! Я привезла Броуди с тобой познакомиться.

Он заглядывает в коляску, притрагивается кончиком пальца к подбородку младенца.

– Поглядите-ка на него! Каков красавец!

– Как ты себя чувствуешь, дедуль?

Он пожимает плечами.

– Да как тебе сказать. Скучаю по бабуле, по всем вам. Не нравится мне тут, понимаешь. Но такова жизнь, верно?

Сажусь на скамеечку рядом с дедом, обнимаю его худенькую фигурку. Как же он изменился! Я помню его широкоплечим и сильным. В детстве мне казалось, что он может сделать, построить и починить все на свете, что он непобедим. А теперь весь съежился и поник. Больно видеть его несчастным.

– Мне очень жаль, дедуль.

– Знаю, милая, знаю. Ты не виновата. Но я очень скучаю по просторам, по бушу. Скучаю по фермерству и садоводству, по общению с близкими, по работе. Старость – невеселая пора, моя милая. Не рекомендую.

– Я и не знала, что ты был фермером, – замечаю я.

Дедушка отмахивается от моих слов быстрым движением запястья.

– Давненько это было.

– Ты жил на ферме в Англии?

– Нет, моя мать была из маленькой прибрежной деревеньки. Сам я там никогда не жил, разумеется, потому что она перебралась в Лондон еще до моего рождения.

– Ты никогда толком о маме не рассказывал, дедуль. Какой она была?

Мы встречаемся взглядами. Дедушкины глаза блестят.

– Настоящая красавица. Длинные темные волосы, которые так и переливались на солнце, глаза цвета патоки. А уж как она пела! Голос у нее был чудесный, а смех очень заразительный. Нам так хорошо было вместе.

Представляю, как маленький мальчик идет за руку со своей мамой, сладкоголосой красавицей, по пляжу, и невольно улыбаюсь. До чего прекрасная картина.

– А когда она умерла? – спрашиваю я, отгоняя муху от дедулиного лица.

Его улыбка блекнет.

– Давным-давно. Она осталась в Англии, а я попал сюда. Очень жалею, что не смог подольше побыть с ней, пока не… Впрочем, что толку жалеть. Прошлого не изменишь.

Его слова задевают меня за живое. Я и сама часто думаю, что надо побольше времени проводить с родителями. Никто не вечен, к тому же мы и впрямь стали редко общаться в последние годы. Обычно встречаемся только на Рождество; иногда в году выдается еще одна встреча, а бывает, что мы и вовсе не видимся. В прошлое Рождество, к примеру, я гостила у родных Бена в Киото, а мама с папой отправились в Санкт-Петербург. Потом они рассказывали, что это было одно из лучших путешествий в их жизни, но я до сих пор гадаю, не скучали ли они в тот год по нашим семейным посиделкам. Впрочем, папа в таком ни за что не признается. Он гордится тем, что ему никто не нужен, – во всяком случае, мне так кажется.

– В Австралию она так и не приехала, вот мне и пришлось самому строить здесь жизнь, – продолжает дедуля. – Жизнь… странная это штука. Порой она жестока, порой добра. Заранее не угадать, что тебя ждет.

– А с бабулей вы на корабле познакомились, да? Она мне об этом рассказывала. – Так и подмывает расспросить его поподробнее, но стоит мне заглянуть в дедулины глаза, и меня охватывает робость. «А она правда убила человека?» – вот что мне необходимо знать. Но каждая минута рядом с дедулей драгоценна, и мне хочется успеть сказать, как он для меня важен, а не расстраивать его. К тому же незаданный вопрос и мне самой кажется нелепым, хотя я даже не успела произнести его вслух.

– Мы познакомились еще в Англии. Но только здесь полюбили друг друга.

У меня екает сердце. В следующем году будет шестидесятилетие их супружеской жизни. А дед по-прежнему рассказывает о расцвете их отношений так, словно это было вчера.

– А как ты понял, что она твоя суженая? – спрашиваю я.

Дедуля улыбается.

– Это ведь дело небыстрое. Мы много лет провели вместе, а потом я понял, что не смогу без нее. Она была сильной, отважной и доброй девочкой. И превратилась в замечательную, любящую, отзывчивую женщину. Но тогда я этого не понимал, просто чувствовал, что без нее мне жизнь не мила. Поэтому мы поженились.

Обожаю слушать такие истории. Особенно в дедулином исполнении – тем более что сейчас он нечасто заводит со мной настолько глубокие разговоры. В небе сияет солнце; дети, пришедшие навестить родственников, с криками гоняются по саду за вороной; Броуди задремал в своей коляске. Мое сердце наполняется теплом.

– Как жаль, что папа не видит, какие вы с бабулей замечательные, – говорю я и мрачнею.

Дедуля гладит меня по колену.

– Не переживай так, солнышко. У него есть поводы на нас злиться.

– Никто мне об этом не рассказывает. Не понимаю, почему он так обижен.

– Видишь ли, когда он был маленьким, нас многое от него отвлекало. Я редко бывал дома: работал изо всех сил, чтобы оплачивать счета. Они с его матерью часто ссорились, особенно когда он стал подростком. У него были свои представления о жизни и о дозволенном, а у нее свои. И все же они до того похожи, что из ссор часто разгорались настоящие пожары.

– Каким подростком был папа? – спрашиваю я. Этот вопрос часто не дает мне покоя. Сейчас мой отец – просто образец строгости, ответственности и зрелости. Трудно представить, что когда-то он был своенравным бунтарем.

– Порой с ним нелегко было сладить. Но сердце у него всегда было доброе. Случались непростые времена – он увлекался наркотиками, пил. Ты не подумай, обошлось без страшных последствий, но нетрезвость делала его еще злее, еще агрессивнее, и в таком состоянии он терпеть не мог нотаций. Слава богу, он смог это все преодолеть. Но отношения наши надломились. Твоя бабушка решила, что сыну поможет только строгость – ради его же блага, – но, оглядываясь назад, я гадаю, по верному ли пути мы пошли.

Ничего такого я об отце не знала. Он был наркозависимым подростком? Да быть не может! Наверняка дедуля рассказывает о ком-то другом. Хотя теперь несчетные лекции о вреде наркотиков и алкоголя, которые мне устраивал папа, сполна объясняются.

– Значит, они с бабулей часто ссорились?

Дедуля присвистывает.

– Не то слово. Они ведь оба упрямые, твердые, как скала. Оба любят командовать. А уж когда твоя бабушка вызвала к Патрику копов…

– Она заявляла на сына в полицию? – смотрю на дедулю округлившимися глазами. Не верится, что он и впрямь говорит о моей милой бабуле и гиперответственном папе. Должно быть, спутал их с кем-то!

Дедуля хихикает.

– О-о-о, еще