Шрифт:
Закладка:
Когда Санины поздно вечером вернулись в свою квартиру, Лидия Стахиевна поцеловала мужа:
– Замечательный получился юбилей! Давно у меня не было так хорошо и спокойно на душе. А теперь давай вдвоем перелистаем альбом, и ты мне расскажешь, где разыскал все эти фотографии, а главное – как у тебя хватило духу оставить его на виду?
Тень Потапенко
У Санина был свой способ собираться в дорогу, позволяющий никогда ничего не забывать и не брать с собой ничего лишнего. За несколько дней до поездки он начинал составлять список необходимых вещей. На первом месте – билет, затем паспорт, деньги. Постепенно список додумывался и пополнялся, в него скрупулезно вносилось до мелочей все необходимое в дороге, в другом городе или стране. В день или ночь отъезда все вещи аккуратно выкладывались на диван, и каждая, появляясь на свет божий, вычеркивалась из списка. Оставалось самое простое – аккуратно все запаковать в чемодан или саквояж. Санинский багаж обычно был в готовности за день до поездки, хотя один из чемоданов стоял открытым до самого выхода из дома.
Но сколько Санин ни бился, ему так и не удалось приобщить к этой системе Лидию Стахиевну. Она собиралась в дорогу в последний день, и в этот момент в доме царил настоящий хаос: стояли нараспашку все шкафы, многое по нескольку раз переосматривалось, перепримерялось, откладывалось в сторону и снова примерялось. В такой момент Санин старался уходить из дома, забрав с собой оба паспорта, билеты и деньги. Собственно, из этого преддорожного хаоса и возникла впервые эта Хаосенька, имя, которое поначалу умиляло жену, а потом стало раздражать, став для нее синонимом того хаоса, который, как ей самой казалось, царил и в ее душе.
Вот и сейчас она стояла перед зеркалом и решала – брать или не брать? Она не особенно спешила, так как на этот раз решила удивить Санина: впереди были еще сутки, поезд уходил в третьем часу пополудни. И тут раздался телефонный звонок, который отчего-то показался ей неожиданным и тревожным. Она сняла трубку.
– Лидия Стахиевна, это вы?
«Ну вот, этот премерзкий кот все же дал о себе знать», – первым делом промелькнуло в голове.
– Я, я. Юля, дорогая моя, говорите скорее, что случилось?
– Все рухнуло. Вы разрешите мне пожить у вас, пока будете в отъезде?
– Конечно. Но что случилось?
– Можно я приеду прямо сейчас? Я не хочу оставаться здесь ни минуты.
Она появилась часа через полтора, с отекшим от слез лицом и замазанной йодом ссадиной на правой скуле. Была она в том же плаще, в котором приехала из Европы. Увидев ее, Лидия Стахиевна сама чуть не заплакала от жалости. Водитель внес ее чемоданы.
– Что, он тебя ударил? – спросила Санина.
– Нет, что вы, он на это не способен. Но лучше бы ударил, мне было бы легче… Я, я… беременна, Лидия Стахиевна…
– Разве можно так расстраиваться из-за этого? Наоборот, радоваться надо.
Но Юлия рыдала, и конца этому было не видно. Наконец Лидия Стахиевна не выдержала и обратилась к молодой женщине с необычной для нее суровостью:
– Все. Давай успокоимся и начнем все по порядку.
Оказалось, в десятом часу дня Юлия на улице потеряла сознание. Упав, она обо что-то ударилась, а очнулась уже в автомобиле, который куда-то ее вез.
– Выпустите меня, все уже – о’кей, – пыталась я уговорить молодого человека, сидевшего за рулем, но он все твердил: госпиталь, госпиталь. Как выяснилось, этот парень, видевший, как я грохнулась на тротуар, втащил меня в свой припаркованный тут же автомобиль и сейчас вез в больницу. Уговорить его не делать этого было невозможно. Я объяснила ему как могла – донт мани, донт мани, но он твердил свое – уеs, it’s о’kеу, it’s о’kеу. Ссадина оказалась пустяковой, но мне объяснили, что я беременна, что еще пару месяцев мне не рекомендуется ходить одной…
– Успокойся, стоит ли из-за этого так расстраиваться? Не ты первая, не ты последняя. Уверена, Владимир обрадуется такому известию.
– Нет, он об этом никогда не узнает. Мне он не нужен, я знать его не хочу теперь. Я видела Владимира под руку с женщиной, в которой по фотографии узнала его жену. Значит, все обман, обман и ложь. Что любит меня, что разводится, что мы скоро будем жить вместе. Что он сегодня не будет ночевать со мной, потому что ему нужно срочно подготовить какие-то чертежи и сдать завтра в конструкторское бюро. У него и раньше бывали эти ночные работы. Все, с меня достаточно – пусть чертит с кем хочет и сдает что хочет. Спасибо вам за приют, за это время я что-нибудь себе подыщу…
Лидия Стахиевна уговаривала Юлию не пороть горячку: дескать, все утрясется, сейчас не надо нервничать, надо думать о будущем ребенке, но и она сама не верила в то, что говорила. Потому что вспоминала парижскую гостиницу, как сидела там одна и ждала Игнатия Потапенко. А он забегал на полчаса, сообщал, что не хочет нервировать жену, лепетал, что не сегодня-завтра обязательно скажет ей о разводе и они будут вместе. И ей было почему-то жалко не себя, а его, растерянного, разорванного на две половинки. И так было не раз и не два, а она все ждала, на что-то надеялась. А надо было вот так же, как Юля, бросить все и уехать домой. Тогда можно было хотя бы сохранить уважение к себе.
Пришел Санин, и Лидия Стахиевна с порога объявила, что никуда не едет, а ее билет надо срочно сдать. Супруги говорили шепотом, зная, что в американских домах все слышно. Санин категорически не верил в то, что Гринберг оказался лжецом.
Гринберг позвонил около одиннадцати, тысячу раз извинился за беспокойство.
– Лидия Стахиевна, я очень встревожен. Скажите, пожалуйста, с Юлией все в порядке? Не томите, пожалейте меня, она у вас?
– Да, Юлия у нас, – подчеркнуто сухо ответила Санина. – Но она не хочет ни видеть вас, ни разговаривать с вами!
– Боже, но почему? Чем я провинился перед нею?
В его голосе было столько недоумения и отчаяния, что Лидия Стахиевна поняла: прав Санин, все выяснится и кончится хеппи-эндом.
– Она видела вас возле больницы с женой.
– Извините ради бога! С ней действительно все в порядке? Что она делала в
