Санин с деланной скромностью рассказывал об обстоятельствах своего знакомства и партнерства со знаменитостями. Как ни странно, и Фивейские смотрели на Санина с новым интересом.

Сам он с явным волнением ожидал, когда альбом откроется на странице «Лидия Мизинова». Ведь там были недвусмысленные доказательства ее дружбы и с Шаляпиным, и с Левитаном, и с Потапенко, и, конечно же, с Чеховым. Не придется ли ему пожалеть о своей задумке? Одно дело сделать альбом для них двоих, другое – оставить на видном месте. Была у Санина своя цель: избавиться от теней прошлого, победить их, остаться наконец наедине с любимым человеком. Для этого нужны были свидетели. Нынешняя компания за их юбилейным столом – самая подходящая.

– Лидия Стахиевна, а ваша девичья фамилия Мизинова? – спросила наконец Юлия.

Лидия Стахиевна внутренне напряглась, но виду не подала, а спокойно сказала: «Да, Мизинова».

– Надо же, какая интересная фамилия! Ни разу не слышала такой. Да и отчество у вас какое-то не русское, только сейчас обратила внимание. А какой интересной вы были в молодости! И сейчас, глядя на вас, очень легко представить, что в юности вы были невероятной красавицей!

Санин спокойно открывал очередную бутылку с вином и спрашивал Гринберга о его изобретении, которое может облегчить маневренность самолета.

– Какая интересная старая фотография! – воскликнула Лидия Фивейская, увидев юбиляршу в кругу семьи Чеховых. – Когда она сделана?

Лидия Стахиевна вспомнила: сфотографировалась она с Чеховыми перед отъездом Антона Павловича на Сахалин. «Лишь только к нам зазвонит Лика, мы все от мала до велика…», – вспомнила она, снова увидев их всех молодыми, уверенными в себе, у крыльца дома в Садово-Кудринском – Иван, Михаил, Александр, Маша и он, Антон Павлович, со взглядом, устремленным то ли внутрь, то ли уже на Сахалин, в одинаковых с его братом полосатых брюках.

– По-моему, весной девяностого года, когда мы провожали Антона Павловича на Сахалин…

– Подумать только, в тот год я только родилась! Здесь есть и Чехов? – удивилась Фивейская.

– Здесь – все Чеховы, Антон Павлович на первом плане, а еще три его брата, сестра, с которой мы были очень дружны, мать, отец и дети домовладельца, не помню его фамилии.

«Подумать только, – мысленно повторила Лидия Стахиевна, – подумать только, появилось уже несколько поколений, которые не только не знают о Мизиновой и Чехове, но и которым нет никакого дела до их романа. Все, все кануло в Лету. А я все эти годы мучилась, представляя, будто все кругом только и озабочены моими отношениями с Чеховым, только и размышляют над тем, почему я не стала его женой».

– Володя, иди посмотри, тут Лидия Стахиевна вдвоем с Чеховым! Как влюбленно вы на него смотрите! Но я вас понимаю. Признайтесь, вы были влюблены в Чехова?

Это было уже позже, в Мелихове. Они сидят с Антоном Павловичем на скамейке в саду, он все такой же худой, а она уже немного располневшая матрона, в длинной юбке темного бархата и белой шелковой блузке свободного покроя… Как ни странно, она совсем не помнит этой фотографии, где же Сашуня только раскопал ее?

– В Чехова все женщины были влюблены. – Она сама удивилась, как спокойно сказала это. Как будто речь шла не о ней самой, а о платонической влюбленности какой-то юной сумасбродки в Пушкина, Гоголя, Тургенева или в какую-то другую абстрактную знаменитость.

– А здесь отрывок из его письма к вам: «Милая Лика, Вы легки на помине. Здесь концертирует Шаляпин и С[екар]-Рожанский, мы вчера ужинали и говорили о Вас. Если бы Вы знали, как я обрадовался Вашему письму!..» Как интересно, но на этом цитата кончается. Вы переписывались? О чем? – не уставала вопрошать Юлия.

Лидия Стахиевна заметила, что краем уха к ним прислушивается Санин, хотя и делает вид, что занят столом. Похоже, у него есть все основания быть довольным: разговор на прежде больную и запретную тему она ведет без всяких признаков душевного волнения.

– Антон Павлович по преимуществу учил меня жить… А потом ему это надоело, к тому же он встретил женщину, у которой мог и сам поучиться. И наша переписка закончилась.

– У вас и теперь есть его письма? – спросила на этот раз уже Лидия Фивейская. – Вы не написали воспоминаний?

– Практически нет, я передала их его сестре Марии Павловне. Большинство из них опубликованы в пятнадцатом году в нескольких томах его переписки. А воспоминаний об Антоне Павловиче – пруд пруди. Да и позабыто почти все, ушли из памяти детали, а кому интересны общие фразы?

Здесь, среди людей, впервые услышавших ее девичью фамилию, слукавить было легко и просто. Саша же наверняка не выдаст. У него и так небось сердце в пятках от своей необычной смелости.

– Ну, не скажите, – не согласилась с ней Лидия Фивейская. – В великом человеке интересен каждый штрих…

Эту рискованную беседу неожиданно прекратил Гринберг. Он подошел к Юлии, взял из ее рук альбом, демонстративно закрыл его и сказал:

– Дорогие Александр Акимович и Лидия Стахиевна! Я благодарен трансатлантической компании за то, что она свела вас и мою жену на одном корабле! Я благодарю Бога за знакомство с вами! Признаюсь, столь интересных людей я встречаю впервые в жизни и горжусь этим знакомством! От всей души поздравляю вас с замечательным юбилеем, желаю сибирского здоровья и грузинского долголетия!

Вечер у Саниных закончился совершенно неожиданно для Александра Акимовича. Во время какой-то неловкой паузы, которая иногда случается в застольях такого рода, Михаил Михайлович постучал вилкой по бутылке с вином, требуя внимания:

– Друзья мои, теперь, когда мы узнали творческий секрет этого театрального дуэта, хочу поздравить Саниных с успешным завершением первого сезона в «Метрополитен-опере». Поставлено пять опер! Мы с женой были на всех премьерах, зрители неистовствовали от восторга! Я читал почти все рецензии и доложу вам: все они – хвалебны! Сегодня мы поздравляем наших молодоженов еще и с большим творческим успехом в Америке! Насколько мне известно, послезавтра они направляются в гастрольную поездку по крупнейшим городам Соединенных Штатов. Пожелаем же им очередного медового месяца! Горько! А теперь с вашего позволения, дорогие молодожены, вечер у Саниных объявляю закрытым!

Гринберги смущенно переглянулись. Больше всех обескураженным выглядел Александр Акимович, не знавший, что и подумать. Он посмотрел на жену, та загадочно улыбнулась ему.

Довольный произведенным эффектом, Фивейский продолжил:

– А сейчас предлагаю покинуть этот гостеприимный дом и бодро и весело отправиться в гости к нам, это рядом. Там