– Ну что, трансформация произошла? Как твой опус магнум?

– Кое-что изменилось, – ответил я неопределенно, – но трансформацией в алхимическом смысле это назвать трудно.

– Так меня ждет сюрприз?

– Я бы сказал, что других вариантов нет.

– Ну нет так нет, – согласился он и добавил: – Кстати, мне нравится твое пальто.

– Спасибо, – ответил я, все еще испытывая некоторую неловкость. – Надеюсь, оно достанется тебе по наследству.

Он стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, и как будто тоже не знал, что сказать, но уходить ему явно не хотелось. С наигранной беззаботностью он произнес:

– Ну что там новенького в будущем? Все по-прежнему?

– Более или менее. А что нового в прошлом?

– Да есть кое-какие новости… – ответил он, посмотрев мне в глаза. – Правда, я не знаю, хватит ли у тебя сейчас на это времени.

Я автоматически взглянул на экран мобильника, а потом, к своему собственному удивлению, предложил:

– Ты же домой? Можем вместе прогуляться по набережной.

Он надел мое старое пальто, про которое я уже забыл, и мы отправились в сторону Вислы.

– Так что ты делаешь в Кракове?

Поколебавшись, стоит ли вдаваться в подробности, я все же решил, что немного приободрить собеседника никогда не помешает.

– Это последний город в моем польском турне.

– Турне? – переспросил он невозмутимо, но я почувствовал, как у него забилось сердце.

– Книжка, которую ты пишешь, видимо, не такая уж бестолковая, – заметил я, пожав плечами.

– А с твоей как дела обстоят? – Мне явно не удалось вывести его из равновесия. – Ты тоже сейчас строчил что-то у себя в блокноте.

– Для ответа нам понадобился бы еще и третий.

– Сколько же нас всего?..

Когда мы проходили мимо книжного магазина “Локатор”, порыв ветра, налетевший со стороны реки, приподнял полы наших пальто. День был ясный, дома и деревья отбрасывали четкие тени, но в воздухе уже стоял холод. Достав из кармана носовой платок, я громко высморкался, а мой собеседник еще и откашлялся.

– Просто чтобы не было путаницы: так кто же из нас двоих это себе воображает? – уточнил я, когда мы спустились на пешеходную набережную.

– Мне казалось, что я, но я бы себе не очень доверял.

Мне было интересно, о чем же он хочет со мной поговорить, и я немало удивился, когда он, помолчав, спросил:

– Ты помнишь, как дедушка рассказывал о Висле?

– Дедушка когда-то рассказывал о Висле? – я посмотрел на него с недоумением.

– Ну конечно. А ты забыл? Очень странно, потому что я об этом часто думаю. Ты же помнишь, что он любил бассейны рек. Он единственный из всех, кого я знаю, испытывал теплые чувства к речным бассейнам и геологическим пластам. Скорее всего, он бывал в Кракове, раз так часто упоминал о Висле. Наверное, в молодости, когда ему было столько же, сколько тебе или мне. Я прямо слышу, как он говорит, что в Кракове Висла уже довольно широкая. Ведь они с бабушкой до шестьдесят восьмого жили в Карвине, а это отсюда не так далеко.

– Наверное, ты прав, – согласился я, потому что у меня в голове тоже вдруг зазвучал дедушкин голос.

– Значит, ты уже и не вспоминаешь о дедушке? – спросил он с упреком.

Что я мог ему ответить? Что одни потери часто заслоняют другие? Что и бабушки уже нет в живых? Что он выглядит счастливее меня, хотя пальто на мне явно поприличнее?

Да и неправда это, что я не вспоминаю о дедушке, – вот разве что про Вислу забыл. И я ответил:

– Иногда, конечно, вспоминаю… иногда вспоминаю.

– Жалко, что когда он рассказывал о Висле, я мог только рисовать ее в своем воображении, – посетовал он. – А теперь мы тут оба прогуливаемся, над нашими головами кружат чайки, и мы видим, какая широкая здесь Висла, но уже не можем ему об этом сказать.

– А вот представь: один из нас прямо сейчас достает из кармана телефон, и мы звоним дедушке и говорим, что как раз идем вдоль Вислы.

– Он бы сидел в большой комнате и позвал бабушку: “Итушка, звонит Яник, говорит, что как раз идет вдоль Вислы, хочешь тоже послушать?”

– В трубке издалека раздалось бы: “Уже бегу”.

Я ненадолго сбился, кто из нас что говорит. Но он тут же продолжил:

– Я часто думаю о дедушке, когда бреюсь. “Помни, что в бритье главное – область кадыка”, – говорил он.

– Да, я тоже это запомнил, – кивнул я. – А вот расческой я до сих пор так и не обзавелся, хотя он-то пользовался ею всякий раз перед выходом на улицу. Представь себе: мне уже тридцать шесть, а у меня ни разу в жизни не было своей расчески.

– Он всегда носил ее в заднем кармане и причесывался даже перед тем, как везти домой по городу тележку со скошенной травой. Дед не мог показаться на людях в неопрятном виде, – продолжал он наши воспоминания, а мимо нас тем временем проносились бегуны в леггинсах и с наушниками в ушах.

– Да, надо бы мне купить расческу – хотя бы для того, чтобы ощутить перед зеркалом то же, что ощущал дедушка, совершая те же движения, – заключил я, решив сделать это при первой же возможности.

– А я иногда причесываю Нину, – признался он. – Это для меня очень личный момент, но с тобой-то я, наверное, могу поделиться. Я сажусь на кровать за ее спиной и перед сном расчесываю ее длинные золотые пряди. А если случайно выдергиваю волосок, то наматываю его себе на палец. Она свои выпавшие волосы выбрасывает в мусорное ведро, но я на такое не способен.

– Порой меня пугает, насколько сильно ты ее любишь.

Он испытующе глянул на меня, и я подумал, что лучше бы мне помалкивать. Впрочем, он был по обыкновению с головой погружен в собственный мир.

– А чего еще ты от меня ожидал? В жизни не так уж много возможностей для самореализации, и это одна из них. Моя жизнь в Кракове примитивна до совершенства: до обеда я пишу, а после обеда люблю Нину. Больше мне ничего и не надо.

Что я мог ему на это ответить?

– Говорят, всегда нужно иметь какой-то план Б.

– Ты о чем вообще? – спросил он, взглянув на меня. – У меня даже плана А нет. Я просто пытаюсь жить так, чтобы, скажем, дедушке не было за меня стыдно.

А потом, помолчав, добавил для ясности:

– Ты разве не помнишь, как они с бабушкой любили друг друга даже спустя полвека?

– Ну еще бы! Помню, конечно, – ответил я, засмотревшись на задницу девушки, промчавшейся мимо нас на роликах. – Я прямо-таки вижу бабушку – как она в один из редких уже моментов просветления опять рассказывает мне историю их знакомства. В тот раз она разрыдалась передо мной прямо во дворике пансионата.

– Пансионата? – он даже остановился. – Значит, для нее там найдут место?

– Слушай, может… Да, у нее будет своя комната.

– А