– Да-а, – протянул Родька, – жаль, языка Варун Фотич нам запретил брать, так бы у него все, что было нужно, повыспросили. Ну да ладно, и так уже многое понятно даже и без него, – и он начал наскоро набрасывать на бересте схему расстановки войск, как его учили на командирских курсах. Лютень и Ваня Изборский уважительно сопели, поглядывая искоса на труд своего взводного. Нешуточное это дело – вот эта вот офицерская премудрость!

– Всё, выходим назад!

Два десятка фигур в накинутых сверху лохматках скользили по сосняку на восток, впереди была большая поросшая кустарником поляна. Родька принюхался словно пёс, втягивая настоянный на хвое воздух. Эх, собачки им, конечно, во взводе не хватало, такой вот, как у карелов. Хорошая собака, большим помощником в лесных делах выступала. Тут же приходилось полагаться только лишь на своё чутьё. Вокруг всё было спокойно, и Родька, подняв руку, махнул ей. Пластуны гуськом метнулись через открытое место.

От дальнего края поляны, словно из ниоткуда, вдруг вырвалась стенка немецкой конницы. Всадники, набирая скорость, растягивались полукругом, чтобы охватить пластунов.

– Лютень, со мной, остальные, на прорыв, – и подпрапорщик сунул Ваньке берестяную скрутку со схемой вражеских сил.

Шесть пластунов спина к спине стояли в кольце закованных в броню немцев, их самострелы разобрали свои цели.

– Wer auch immer du bist – gib auf![18] – глухо прокричал один из латников в закрытом стальном шлеме.

– Die Russen geben nicht auf! Die Andrejewskaja-Brigade ist ein Traum![19] – на корявом немецком прокричал в ответ Родька, судорожно сжимая в руках самострел.

«Ну, вот и всё, – думал он, – отвоевался. Из таких капканов живыми не выбираются. Ну, хоть ребята в лес успели уйти».

– Андреас бригада? – вдруг вслед за пластуном повторил тот немец, что только что предлагал им плен, и поднял забрало шлема. На Родиона и окружающих его воинов смотрели цепкие холодные глаза.

Рыцарь опустил копьё и спрыгнул с коня. К нему тут же подскочили из-за спины три оруженосца, один из них принял уздечку, а двое других – копьё и щит. Немец неспешно подошёл к Родиону и встал напротив него. Все стоявшие вокруг замерли.

– Курт Майер, сотник кавалерии герцога Саксонии Альбрехта I. – Ударил он себя кулаком по стальному нагруднику. – Русский, ты был в битве при Борнхёведе?

Родька, коверкая слова, подтвердил: да, два года назад он воевал с данами в землях Гольштейна.

– Бой в лесу за неделю перед битвой. Датские копейщики с острова Фюн. Ведь это был ты, когда помог на лесной дороге моей сотне? Вы все были в этой странной рванине, – и он кивнул на накидку разведчика.

– А-а, – усмехнулся Родька. – Да, было дело, чуть было всех вас на свои пики тогда не подняли эти даны. Может, и нужно было им дать это сделать. Глядишь, и не стояли бы сейчас вот перед вашими копьями! – и потом снова ответил на плохом немецком: да, он помнит этот бой, они помогли тогда своим союзникам.

– О да, мы были тогда союзниками, – подтвердил рыцарь. – Услуга за услугу, вы можете быть свободными, русские. Курт Майер – благородный человек и не любит оставаться в долгу. Но не попадайтесь мне более! – Немец резко развернулся и с помощью оруженосцев тяжело забрался в седло.

– Lass uns gehen! Es ist eine Ehrensache![20]

Стальные жала копий пропали, круг распался, и сотня конницы, набирая скорость, скрылась из виду.

– Что это было, командир? – спросил подпрапорщика бледный Лютень. – Мы все здесь уже с жизнью попрощались, думали, успеть хотя бы по одному немцу с собою на тот свет забрать.

– Да знакомого одного встретил, – усмехнулся Родька. – Вперёд, братцы, быстрее за нашими, они, небось, уже за пару вёрст отсюда убежать успели. Скоро по нам тризну справлять будут.

* * *

– Нам противостоит трёхтысячное войско ливонцев, – рассказывал общий план битвы начальник штаба бригады Филат. – Из них более тысячи – это латная рыцарская кавалерия и около трёх сотен лёгких всадников от союзников. Ещё пять сотен союзников от ливов и латгалов составляют плохо вооружённую пехоту, остальная тысяча с лишним воинов – это немецкие тяжёлые пехотинцы. Наши силы примерно равны немцам. У нас, с подошедшими от короля Вальдемара по морю подкреплениями есть шесть сотен латной датской кавалерии, восемь сотен нашей бригадной конницы, из которых полторы сотни – это лёгкие степняки, ну и все остальные силы – это пехота, пластуны и розмыслы. Из пехоты: более трёх сотен тяжёлой датской, семь сотен нашей, три – ушкуйников Редяты, и четыреста – лёгких виронцев. Как видите, перевеса нет ни у кого. Думаю, что это понимают и сами немцы. Учитывая местность, на которой встал враг, думаю, что он будет атаковать нас своим клином, это ведь их излюбленный приём. По бокам у наших ратей обширные болота и топкие низины, коннице в обход или для обхвата и удара в тыл не пройти. Поэтому грядёт жестокое встречное сражение. Потери при таких прямых схватках бывают огромные, даже при абсолютной победе мы можем потерять очень много своих воинов. Нужно продумать, что же тут нам можно предпринять.

Последовало долгое обсуждение. Герцог был уверен в своих воинах.

– Мы остановим этот железный клин немцев, нам не привыкать принимать их на свои копья. Тем более что у нас есть теперь русские самострельщики, которые его срежут, а мы уж потом его и добьём!

– Сколько у нас всего бомб на онагры, Илья? – спросил Сотник у главного орудийщика бригады.

– Дык как и докладывал ещё при начале похода, господин подполковник: на каждый из пяти онагров по полтора десятка бомб запаса будет. – Встал с места прапорщик. – Всё давно испытано, онагры и заряды работают надёжно. За три сотни шагов самые тяжёлые заряды сможем закинуть со всей уверенной точностью.

– Хорошо. – Кивнул комбриг. – Лавр Буриславович, у нас чеснока много ли ещё осталось, собрали сколько-нибудь его после Нарвского сражения?

– Мешков пятнадцать больших точно будет, Андрей Иванович, – ответил главный тыловик. – Всё, что смогли найти и на поле боя выковыряли, да ещё и запас на ладьях оставался, сейчас вот всё в трюмах наготове лежит.

– Ну, вот и пришло время для всех наших боевых припасов, – подвёл итог Сотник. – Если мы тут, под Раквере, сможем перемолоть все силы ливонцев, то противостоять нам в Западной Эстляндии будет уже попросту некому. И тогда Ревель сам падёт, после нашего решительного штурма и без подхода к нему подкреплений. Датский флот, как я знаю, ведь наглухо закрыл ему гавань?

– Именно так, – подтвердил Кристофер. – Мы уже неделю как взяли Ревельский залив в плотную блокаду. Так что по морю подкрепление к немцам больше не придёт!