Ещё немного – и волна всадников в блестящих доспехах, несущихся на своих больших рослых лошадях, захлестнет отходящих и вырубит их в прямой сшибке. Но эти невысокие, обросшие длинным волосом степные кони с их лёгкими седоками в сёдлах, чавкая копытами по грязи, вдруг резко набрали скорость и ушли далеко вперёд. От окружающего низину соснового перелеска вдруг выскочила кавалерия союзников. Пять сотен датской латной конницы развернулось с запада, отрезая немцам путь назад. Семь Андреевских сотен вышли с севера и с юга, а с востока показались идущие под барабанную дробь плотные шеренги пехоты. Ливонцы сбросили скорость бега и замерли на месте.

– Это капкан! – крикнул Герберт, командир тяжёлой немецкой кавалерии. – Нам нужно прорываться назад!

Над низиной раздался густой и протяжный гул сигнального рога. «Бей!» Семь сотен самострелов, из которых более двух сотен были мощными реечными, выпустили свои тяжёлые болты, а затем вслед им полетели и бронебойные стрелы.

Теряя людей, немцы развернулись и пошли на прорыв, а им навстречу, набирая ход, шла датская латная конница. С оглушительным грохотом и треском противники встретились у самого западного края низины.

– Русь! – прокричал Сотник, и конница Андреевцев ударила с флангов. Не прошло и десяти минут, как тяжёлая кавалерия немцев, зажатая в болотистой низине, была вырублена вся до последнего человека. У коменданта Ревеля в распоряжении теперь оставалась лишь только пехота.

10 августа с утра с восточной стороны, беря крепость в широкое кольцо, пронеслась лёгкая конница. Предместья пылали. В огне сейчас сгорали бревенчатые лачуги простолюдинов, поселившихся за крепостными стенами. Немцы не хотели оставлять противнику ничего, и команды факельщиков поджигали любую клетушку.

– Эгей! – гаркнул Юлай, проносясь на коне мимо горящей сараюшки. Щелканул его степной лук и лук друга Мурата, и двое закопчённых пешцев с факелами в руках рухнули на землю, а степные всадники с посвистом поскакали дальше. Около четырёх десятков немцев, не успевших укрыться за стенами, стали добычей берендеев.

– Плохой воин, – цокал языком Юлай, выдёргивая стрелу из спины убитого. – Зачем тут всё жёг, зачем всё ломал? Война закончится – людям жить где-то нужно будет. Э-эх, совсем плохой воин. – Покачал он головой, отбрасывая в сторону трофей. – Это не меч, это какой-то ржавый нож у тебя, – и он, что-то ворча себе под нос, пошёл к следующему факельщику, лежащему со стрелой в спине у сарая.

Близко к крепостным стенам подъехать не удалось – на пять сотен шагов били с высоких башен стреломёты-скорпионы. Одна тяжёлая стрела ударила в бок коня и вышла с другой его стороны. Всадника чудом не задело. Он соскочил с пронзённой лошади и запрыгнул за спину подскочившего на помощь товарища.

Степная конница отошла на безопасное расстояние, и всадники, спешившись, оглядывали крепостные стены. Да-а, такую крепость им ещё брать не доводилось!

Андрей осматривал крепостные укрепления. Хорошая фортеция для этого времени! Датчане обнесли высокие бревенчатые стены камнем, пробили там бойницы, а наверху выстроили парапет, за которым можно было укрываться от стрел противника и самим вести дистанционный бой. Немцы тоже не сидели без дела, укрепив и надстроив все, что только могли.

Кроме огромной надвратной, вдоль крепостных стен на расстоянии ста пятидесяти шагов друг от друга стояли большие округлые башни, на которых располагались дальнобойные стреломёты-скорпионы. Сами стены были высотой около девяти-десяти метров, а перед ними ещё был насыпан вал и выкопан глубокий ров.

С наскока такие крепости брать было бесполезно, и теперь Ревель обкладывался со всех сторон.

* * *

– Длиннее лесины рубите, длиннее, чтобы у вас ещё запас в высоте был! – командовал готовившим штурмовой припас Лавр Буриславович.

Вот уже восьмой день, как шла подготовка к предстоящему штурму. Было необходимо заготовить пять десятков лестниц, сотни разноразмерных щитов, наделать корзины и плиты из ивового прута. Всё то дерево, что не сгорело в предместьях, шло теперь тоже в дело. Немцы внимательно наблюдали со стен за приготовлением союзников. На вылазки они больше не решались, им хватило уничтожения всей тяжёлой конницы и ночного боя с осаждавшими, когда отряд в сотню лёгких кавалеристов, решивших пробиться в сторону Риги, был полностью выбит или взят в плен. И теперь со стен слышалась брань, угрозы, да время от времени били луки и метали тяжёлые стрелы скорпионы.

С утра третьего дня под руководством главного розмысла бригады Онисима с южной и восточной сторон к крепости широким полукольцом осаждавшие начали выстраивать и свои укрепления. Сначала устанавливались плетёные из ивняка корзины, затем их быстро забивали камнями, глиной и землёй и тут же выставляли щиты и защитные бревенчатые стенки. Временные укрепления выдерживали удар от стрел луков и арбалетных болтов, да и мощным скорпионам они уже были не по зубам. Работы шли днём и ночью, полукольцо осадных укреплений постепенно сжималось, и наконец-то союзники смогли приблизиться на расстояние уверенного боя даже для самых простых самострелов. Приближалось время генерального штурма, и оно работало явно против осаждённых.

В восточной части Ревельского залива у выстроенного временного бревенчатого причала постоянно шла разгрузка из подходящих сюда по морю судов. Высаживались на берег воинские десятки, выносилось на пирс продовольствие и боевой припас. Из Андреевских ладей с шумом и гамом под дружный счёт с натугой выкатили пять больших онагров, и теперь их медленно перетаскивали в сторону крепости. Илья метался от одного орудия к другому, проверяя смазку осей и исправность широких деревянных колёс. То и дело слышались его громкие крики:

– Больше дёгтя лейте! Мажьте оси, ворвани не жалейте!

Со скрипом и стоном, но онагры всё-таки ползли вперёд.

Немцы, почуяв неладное, начали активно обстреливать защитные полевые укрепления осаждавших. То в одном, то в другом месте вспыхивали пожары от их зажигательных стрел. Как ни смачивали активно дерево внизу, но погода сейчас стояла сухая, и вся эта влага выветривалась очень быстро.

– Скорее бы уж на стены! – ворчали бывалые датские воины, пришедшие на подмогу морем из далёкой метрополии. Их, опытных заслуженных пехотинцев, участвовавших ранее не в одном штурме во всех этих многочисленных войнах, что вело Датское королевство, было сейчас на осаде уже более тысячи. Именно датской пехоте, по замыслу командующих, и надлежало идти на стены первыми, и они это прекрасно знали. Но похоже, что перед этим их герцог с этим союзным русским бароном решили выжать из них вообще все силы. Какой уже по счёту день не расставались они с лопатами, с кирками да с топорами, работая под стенами Ревеля как обычные строители и шахтёры. А тут ещё начали гибнуть их товарищи, подведя временные укрепления к крепостным валам.

– Пора ливонцам укорот дать! – потребовал Сотник у своих командиров. – Вчера вон два десятка пешцев на оборонительных работах датчане потеряли. Совсем уже немцы вконец там распоясались! Бьют на выбор со стен, даже уже и не прячутся. Завтра перед рассветом наши стрелки занимают позиции в осадных укреплениях. Работа на них утром продолжится как обычно, но как только враг начнёт бить со стен, вы подавите его стрелами и самострельными болтами. И потом уже не давайте их стрелкам даже головы там высунуть, чтобы на каждую бойницу по три наших самострела их стрелков караулили. Они, конечно, поборются там для начала с нами, но мы же их превосходим в стрелковом бое по всем статьям, так что думаю, что уже до обеда всех мы там задавим. И вот тут-то нужно будет уже и дальше их в страхе держать и не отпускать потом с самого короткого поводка. Пусть даже выглядывать из-за крепостного парапета боятся. А завтра к вечеру мы и онагры выкатим на прямой бой. Розмыслы примерятся, пометают для лучшей пристрелки простые камни и приготовят на утро свои бомбы. Сколько у нас их всего? – спросил Сотник у Ильи.