class="p">Однако между современным тоталитаризмом и премодернистскими церквями есть несколько серьезных различий. Во-первых, как уже отмечалось, современный тоталитаризм работает, используя несколько пересекающихся механизмов наблюдения, которые поддерживают порядок друг за другом. Партия никогда не бывает одна; она работает вместе с государственными органами, с одной стороны, и тайной полицией - с другой. Напротив, в большинстве средневековых европейских королевств католическая церковь была независимым институтом, который часто вступал в конфликт с государственными институтами, вместо того чтобы укреплять их. Следовательно, церковь была, возможно, самым важным сдерживающим фактором власти европейских автократов.

Например, когда в 1070-х годах в ходе "Спора об инвеституре" император Генрих IV заявил, что ему как императору принадлежит последнее слово в вопросе назначения епископов, аббатов и других важных церковных чиновников, папа Григорий VII оказал сопротивление и в конце концов заставил императора капитулировать. 25 января 1077 года Генрих прибыл в замок Каносса, где остановился папа, чтобы принести свои покорность и извинения. Папа отказался открыть ворота, и Генрих ждал на улице в снегу, босой и голодный. Через три дня папа наконец открыл ворота перед императором, который просил прощения.

Аналогичное столкновение в современной тоталитарной стране немыслимо. Вся идея тоталитаризма заключается в том, чтобы не допустить никакого разделения властей. В Советском Союзе государство и партия усиливали друг друга, и Сталин был фактическим главой обоих. Не могло быть советского "спора об инвеституре", потому что Сталин имел решающее слово при назначении как на партийные, так и на государственные должности. Он решал, кто будет генеральным секретарем Коммунистической партии Грузии, а кто - министром иностранных дел Советского Союза.

Еще одно важное отличие заключается в том, что средневековые церкви, как правило, были традиционалистскими организациями, которые сопротивлялись переменам, в то время как современные тоталитарные партии, как правило, являются революционными организациями, требующими перемен. Досовременная церковь строила свою власть постепенно, развивая свою структуру и традиции на протяжении веков. Поэтому король или папа, желающий быстро произвести революцию в обществе, скорее всего, столкнулся бы с жестким сопротивлением со стороны членов церкви и простых верующих.

Например, в восьмом и девятом веках несколько византийских императоров пытались запретить почитание икон, которые казались им идолопоклонством. Они ссылались на многие места в Библии, в первую очередь на Вторую заповедь, запрещающую делать какие-либо искусственные изображения. Хотя христианские церкви традиционно трактовали Вторую заповедь таким образом, что она разрешала почитание икон, императоры вроде Константина V утверждали, что это ошибка и что такие бедствия, как поражения христиан от армий ислама, вызваны Божьим гневом из-за поклонения иконам. В 754 году более трехсот епископов собрались на Иерийском соборе, чтобы поддержать иконоборческую позицию Константина.

По сравнению со сталинской кампанией коллективизации это была незначительная реформа. От семей и деревень требовалось отказаться от икон, но не от частной собственности или детей. Однако византийское иконоборчество встретило повсеместное сопротивление. В отличие от участников Иерийского собора, многие простые священники, монахи и верующие были глубоко привязаны к своим иконам. Возникшая борьба раздирала византийское общество, пока императоры не признали свое поражение и не изменили курс. Позднее Константин V был очернен византийскими историками как "Константин Дерьмовый" (Koprónimos), и о нем ходила история, что он испражнялся во время крещения.

В отличие от досовременных церквей, которые развивались медленно, на протяжении многих веков, и поэтому были склонны к консерватизму и недоверию к быстрым переменам, современные тоталитарные партии, такие как нацистская партия и советская коммунистическая партия, были организованы в течение жизни одного поколения вокруг обещания быстро революционизировать общество. У них не было вековых традиций и структур, которые нужно было защищать. Когда их лидеры задумывали какой-нибудь амбициозный план по разрушению существующих традиций и структур, члены партии, как правило, подчинялись.

Возможно, самое важное, что церкви эпохи модерна не могли стать инструментом тоталитарного контроля, потому что сами страдали от тех же ограничений, что и все другие организации эпохи модерна. Хотя у них повсюду были местные представители в виде приходских священников, монахов и странствующих проповедников, сложность передачи и обработки информации означала, что церковные лидеры мало что знали о том, что происходит в отдаленных общинах, а местные священники обладали большой степенью автономии. Следовательно, церкви, как правило, были местными делами. Люди в каждой провинции и деревне часто почитали местных святых, соблюдали местные традиции, совершали местные обряды и даже могли иметь местные доктринальные представления, которые отличались от официальной линии. Если папа в Риме хотел что-то сделать с независимо настроенным священником в отдаленном польском приходе, он должен был отправить письмо архиепископу Гнезно, который должен был проинструктировать соответствующего епископа, который должен был послать кого-то для вмешательства в дела прихода. На это могли уйти месяцы, и у архиепископа, епископа и других посредников было достаточно возможностей для того, чтобы переиначить или даже "исказить" распоряжения Папы.

Церкви стали более тоталитарными институтами только в эпоху позднего модерна, когда появились современные информационные технологии. Мы склонны думать о папах как о средневековых реликвиях, но на самом деле они - мастера современных технологий. В XVIII веке папа практически не контролировал всемирную католическую церковь и был низведен до статуса местного итальянского князька, сражающегося с другими итальянскими державами за контроль над Болоньей или Феррарой. С появлением радио папы стали одними из самых могущественных людей на планете. Папа Иоанн Павел II мог сидеть в Ватикане и напрямую обращаться к миллионам католиков от Польши до Филиппин, и ни один архиепископ, епископ или приходской священник не мог исказить или скрыть его слова.

 

КАК ТЕЧЕТ ИНФОРМАЦИЯ

Таким образом, мы видим, что новые информационные технологии эпохи позднего модерна породили как масштабную демократию, так и масштабный тоталитаризм. Но между тем, как эти две системы использовали информационные технологии, есть принципиальные различия. Как отмечалось ранее, демократия поощряет поток информации по многим независимым каналам, а не только через центр, и позволяет многим независимым узлам самостоятельно обрабатывать информацию и принимать решения. Информация свободно циркулирует между частными предприятиями, частными СМИ, муниципалитетами, спортивными ассоциациями, благотворительными организациями, семьями и отдельными людьми, никогда не проходя через кабинет министра правительства.

Напротив, тоталитаризм хочет, чтобы вся информация проходила через центральный узел и не допускает, чтобы независимые институты принимали решения самостоятельно. Правда, у тоталитаризма есть свой трехсторонний аппарат - правительство, партия и тайная полиция. Но вся суть этого параллельного аппарата заключается в том, чтобы предотвратить появление независимой власти, которая могла бы бросить вызов центру. Когда правительственные чиновники, члены партии и агенты тайной полиции постоянно следят друг за другом, противостоять центру крайне опасно.

Как противоположные типы