С ее точки зрения, все разбитые фрагменты собрались воедино. Если бы только она понимала, что это Спящая разыграла хитроумную шутку с ней и со всеми правоверными восточными этосианами. Это чудо совершила Хавва, она подала знак, но с целью, совершенно отличной от той, которую преследовала вера этосиан. Я пока не знала, какова цель, но точно сыграю в этой истории не последнюю роль.

14

Базиль

Что я понимаю, в отличие от остальных, так это то, что существуют два бога.

Архангел – бог всего хорошего. Несотворенный – бог всего хорошего и кошмарного.

Архангел любит. Несотворенный не любит. Но и не ненавидит. Он просто есть.

Архангел внушает поклонение. Несотворенный внушает страх.

Вопрос: кто перенес нас в это время? Неужели это Архангел отправил нас на семьсот лет в будущее ради святой цели, как объяснял Йохан?

Или это сделал Несотворенный? А если так, то зачем?

– Так и есть! – сказал легат Томус, и я снова сосредоточился на собрании.

Мы сидели на устланном ковром полу в захваченном храме. Кровавый туман не рассеялся, и мы купались в нем, вдыхая соответствующий запах.

– Именно. Все пленные говорят одно и то же, – сказал трибун Маркос, мой главный стратег и самый ученый среди нас. – Прошла тысяча лет со времен их главного святого, Хисти, а значит, и тысяча лет после откровений благословенной Ангельской песни.

– Но что за извращенное колдовство могло забросить нас на семьсот лет вперед? – посетовал Томус.

– Не извращенное! – возразил епископ Йохан, хотя он ненавидел свой титул. Ненавидел любое возвеличивание. – Так пожелал Архангел. В пророчестве о Зачинателе нет точной даты.

– Означает ли это, что наших родных больше нет? – спросил префект Геракон, мой горделивый Первый копьеносец, которого я всегда высоко ценил.

– Разумеется, – ответил Томус. – Придется нам найти новых жен и родить новых детей.

Он произнес это с таким пылом! Даже почти в пятьдесят он обладал аппетитом мужчины вдвое моложе.

Я потер раздраженные глаза и застонал. Один из двух богов дал нам золотую чашу с виноградным вином, но с примесью болиголова. Не то испытание, не то злая шутка.

– Государь император, может, нам следует вернуться в Крестес? – спросил Геракон. – Разве нам не нужно проведать свои владения и семьи?

– Дорогой мой, – мягко произнес Томус, как будто разговаривал с ребенком. – Однажды я покинул свое поместье на три года, а вернувшись, обнаружил, что оно разгромлено разбойниками, которых подначивал местный священник. Нам повезет, если хотя бы в каком-нибудь дальнем уголке будут произносить наши фамилии.

Кровавый туман сгустился. Он постоянно то сгущался, то рассеивался, словно дышал, как живое существо. Теперь я даже не мог разглядеть покрытые каллиграфическими надписями стены храма. Видел я только своих ближайших сподвижников, сидящих кружком; они смотрели на меня с надеждой в ожидании указаний, но я был слишком растерян, чтобы отдавать приказы.

– Только взгляните на это.

Маркос вытащил из сумки свиток и развернул его в центре нашего кружка. Это была цветная карта. Буквы были парамейские, однако формой напоминали морские волны, как и каллиграфия на стенах, хотя в наше время буквы парамейского языка имели резкое и строгое начертание.

Маркос постучал пальцем по буквам ниже Костаны.

– Тут написано «Сирмянское царство». Страна латиан правит Костаной и всеми землями на востоке, когда-то принадлежавшими священной империи Крестес.

– И даже моим любимым Деймосом, – с ноткой грусти заметил Томус. – И Лиситеей, где я встретил мою красавицу Гармонию с ангельским личиком.

– Как такое может быть? – удивился я. – Это же бо́льшая половина страны. Неужели за это время мы так ослабли?

– Именно так, государь император. Мы ослабли, а другие окрепли. – Маркос указал на Кандбаджар. – В Аланье больше не царствуют святые правители. Теперь там правят шахи из рода Селуков. – Он провел линию до Кашана. – Как и в Кашане. – Теперь он провел линию до Костаны. – И в Сирме.

Это погрузило нас в своего рода скорбь. Никто из присутствующих не родился на западе, за Юнаньским морем. Там пользовался влиянием клан Сатурнусов, с которым я враждовал уже почти десятилетие, и я редко продвигал по службе выходцев с запада. Значит, сейчас тот Крестес, который все мы любили, не существует.

– Если бы меня не выдернули из нашего времени, вся карта была бы окрашена пурпурным цветом Крестеса. – Я раздраженно и печально вздохнул. – И кто эти Селуки?

– Племя из Пустоши, – ответил Маркос. – Они получили фамилию в честь Селука Рассветного – воина-рубади, который всего через сотню лет после твоих завоеваний покорил все, что закрашено на этой карте желтым и зеленым. Костана держалась долго, но около четырехсот лет назад пала перед очередным Селуком – шахом Утаем.

– А кто правит в Гиперионе? – спросил я.

Взгляд Маркоса наполнился печалью.

– Некий Алексиос Иосиас Сатурнус.

Сатурнус… Будь прокляты Падшие.

– Те самые Сатурнусы?

Маркос кивнул.

– Как я выяснил, Сатурнусы захватили власть в Крестесе после падения Костаны и с тех пор не выпускают из рук.

Казалось, все это не по-настоящему. Мне как будто рассказали сказку, которой пугают костанских сирот.

– Мы попали в самое мерзкое время в истории. Но мы здесь. И, наверное, не просто так. В Ангельской песне говорится, что Зачинатель и его спутники столкнутся с немыслимыми испытаниями. Мы должны укрепить свой дух.

– Но наши жены… – Геракон закрыл рукой глаза. – Наши дети. Наши матери и отцы.

– Их больше нет, – отрезал я. – Мы одни в этом новом мире. Но у нас есть вера. У нас есть мы. И есть миссия – покорить все земли к востоку от Юнаньского моря.

– Но что насчет нашей родины? – Йохан указал на Костану большим пальцем, потому что указательный ему отрезали в качестве наказания за воровство еще в детстве. – Ангельский холм – священное место. Там Цессиэль подарила человечеству Ангельскую песнь. Там Архангел явил себя своим верным апостолам. Как мы можем оставить город в руках неверных?

Йохан был прав. Если раньше моя задача была простой, то теперь я подошел к развилке пути и на всех дорогах поджидали враги.

Я предпочитал ясность пророчества. Пророчество создало эту армию и сковало ее, осада за осадой, битва за битвой. Зачинателю пророчили идти на восток – как я мог назвать себя таковым, если вместо этого поверну на запад? Покорение земель на пути к Костане, несомненно, заняло бы годы. А годы уже к нам жестоки.

Я