Шрифт:
Закладка:
Так для чего недоучке пытаться колдовать, зная, что потеря контроля над даром может быть опасна?
— Или она пыталась сотворить снежный путь, — вернул меня в реальность голос егеря. — Может, подсказал кто, а может, сама вычитала. Мало ли какие книги водятся в домашних библиотеках у благородных.
— Снежный путь? — я растерянно посмотрела на ледяные дорожки. — Она не вычитала… Она подслушала!
Про снежный путь однажды рассказывал Майкл, хвастаясь, что его старшая сестра сумела в одиночку выйти в декабре из дремучего леса, сотворив заклинание снежного пути. Для возраста молодой магини это было внушительным достижением, обычно сложные пространственные заклинания маги осваивают к двадцати пяти, а незнакомая мне девушка овладела им в неполных двадцать лет. Мы тогда сидели у камина в гостиной и делились интересными семейными историями, а леди Галбрейт демонстративно не участвовала, занимаясь настоящим делом благородной — рисовала углем натюрморт.
Оказывается, все-таки слушала.
— Пробел в образовании, — одновременно выдохнули мы с лордом, глядя на кривые тропки.
— Что будем делать? — спросила я, подразумевая выбор дороги.
— Искать, — решительно рубанул он.
В качестве эксперимента выбор пал на срединную дорожку. Ледяной ковер услужливо опустился на снежный покров и разбился на две части, бордюром выстраиваясь по бокам пути. Дабы скоротать дорогу, Его Ледничество принялся рассказывать, что это заклинание поиска — тоже своего рода снежный путь, только видоизмененный, нацеленный не на дом, а на заданный ориентир. Но в обоих вариантах якорем выступает магия: дома — магия самого колдуна, которой он «наследил» в жилище, а если надо найти что-то другое, то якорем станет или чужой дар, или магия самого места.
— Кстати, ты знаешь, почему творение снежного пути рекомендуется осваивать не раньше четверти жизни? — внезапно спросил меня мужчина, сбившись на «ты».
— Почему?
— Оно привлекает духов.
Глава 30
Я подавила накатившую тошноту. Егерь, как ни в чем не бывало, браво двигался чуть впереди, прокладывая новую лыжню, а я тихо плелась следом, уговаривая себя не нервничать. В правдивости чужих слов сомневаться не приходится. Не после того, как сама чуть не поседела от страха пять минут назад.
— Да как вы выживаете? — не утерпела моя нервная система, чуть не завопив от стресса. — Неужели в каждом лесу или море тебя может сожрать или заиграть до смерти такая невидимая кракозябра?
Ледничий споткнулся от неожиданности и резко остановился.
— С ёлки свалилась? — мужик неверяще вытарщился на меня, покрепче перехватывая посох. Поди подумал, что буйная.
— Да, вот представь себе, с ёлки! — меня откровенно понесло. — С ёлки! Так что снизойди до убогой, объясни, как можно остаться целой, когда каждую прогулку тебя пугают до усра… до икоты?!
Глаза лорда-медведя медленно расширялись в немом изумлении. Густые светлые брови поползли наверх в противовес бороде, медленно ехавшей вниз. Я растерянно посмотрела на эту вытянувшуюся морду и поняла, что ляпнула. Э-э-э… Эти вопросы будет очень сложно обосновать.
— Ха-ха-ха! — взорвался диким ржачем егерь, едва не падая в снег. — Ха-ха-ха-ха-ха!
— Что смешного?
— До… До чего? Повтори-ка, ха-ха-ха, — загоготал он пуще прежнего, в восторге хлопая себя по бокам. — Ой, не могу, ха-ха-ха!
— До икоты, — упрямо повторила я, игнорируя скабрезный намек. Щеки благовоспитанного тельца Авроры податливо полыхнули жаром. — И хватит ржать, конь педальный!
И, не примериваясь, двинула лыжей прямо по беззащитной голени развеселившегося болвана. Попала. Граф взвыл, как раненый бизон, и схватился за конечность, зайцем прыгая на второй ноге. А я бросилась дальше по волшебному указателю, скрываясь от справедливого возмездия. Врешь, не возьмешь!
— Стой, блоха подосиновая, — погрозил кулаком медведь, бросаясь в погоню. — Стой, а не то хуже будет!
— Ага, бегу и тапочки теряю, — фыркнула в ответ, сильным движением отталкиваясь от небольшого пригорка.
Фью-ить! Ветер ударил в лицо, унося наш общий с Её величеством страх перед неведомой опасностью. Кураж от быстрого спуска захватил азартом, а пыхтящая в спину медвежатина только раззадорила побег. А ну-ка, резкий поворот по курсу поиска, завал на левый кант и… Да! Неповоротливый гризли со свистом проносится мимо, на лету крича что-то про «удавить собственными руками». Ха, я вас умоляю, таки сначала догоните.
— Без меня можешь меня даже бить! — счастливо проорала великану, снова набирая скорость.
Снова высокий пригорок, возьму его классической «ёлочкой». Пока Топтыгин разбирается, куда я свалила, успею даже попробовать резко затормозить, взметнув пухляк, как делала раньше. Одна беда — остатки метели застилают обзор, а без лыжных очков и балаклавы набирать «высоту полета» опасно для здоровья: не бронхит схвачу, так на ствол сосны намотаюсь. Пришлось вилять между деревьев, подтормаживая естественным путем. Как-то вовремя вспомнилось, что фрирайд в лесу без трассы — популярная причина гибели множества самонадеянных лыжников и сноубордистов: можно запросто провалиться в звериную нору, упасть в ручей или, не приведи Господь, угодить в капкан, поставленный каким-нибудь охотником-старовером.
— Ага, — обрадовали сзади. — Попалась!
— А калачом по сусалам? — резонно возмутилась я, отпихивая нагрянувшего медведя.
Тот, не ожидая подставы от хрупкой королевы, повалился в сугроб. Тьфу, куда? А-а-а! Вот шатун неуклюжий!
Его Ледничество успел вцепиться в мою ладонь и утянуть за собой в пухляк. Секунда, и по закону подлости два тела начали медленно съезжать вниз, набирая опасный темп. Ай, блин! Одна лыжа отлетела, вторая зацепилась за странные ботинки лешего, больно вывернув мне ногу, а мы кубарем продолжали катиться с пригорка.
— Пфе-пфе, — бр-р-р, прямо в рот набился снег. — Хорошо, что я сверху.
Моя тщедушная конструкция и впрямь оказалась лежать поверх могучего торса лорда Брауна. Тот пялился на меня совершенно ошалелыми глазами, медленно утопая в новом сугробе.
— Ненадолго, — хрипло ответил он. — Сейчас встану, и ты приляжешь метра этак на два ниже земли.
— Угроза расправы над леди, вышедшей из монаршего двора… — нравоучительно начала я и тут же осеклась.
В глазах титулованного соседа боролись два сумасшествия. Лютая скорбь кружилась в бесконечном танце, затмевая всё, но под ней расцветало что-то новое, доселе мной невиданное, словно осторожный апрель на просторах вечной черной зимы.
Он, как неопытный паж, впервые познавший господина с новой стороны, искренне изумлялся свершенному и аб-со-лют-но не понимал, как я очутилась на нем, будто не он