кровати стоявшее в углу легкое кресло-бочонок. Мэдди легла под одеяло, облегченно вздохнула и спустя секунду снова задремала, а я осталась сидеть, разглядывая комнату – римские шторы из вуали цвета утиного яйца, туалетный столик из темного дуба, деревянные половицы, – а заодно проверяя почту и телефонные сообщения. Хелен прислала сообщение с предложением где-нибудь пообедать. Я ответила, что у меня возникли кое-какие дела, и попросила покормить Джорджа. Затем я прочла новости, ответила на имейлы и, оторвавшись от телефона, увидела, что Мэдди открыла глаза.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я.

– Уже лучше. Немного оглушенной. И немного сконфуженной.

– Вам нечего стыдиться.

Она приподнялась повыше, подложив под голову пухлую белую подушку, лежавшую на другой половине кровати:

– Эти приступы. Раньше у меня таких никогда не было. Теперь я даже не знаю, чего ждать.

– У множества людей случаются подобные приступы. И с какой стати это должно повредить Дэну?

Мэдди взяла кружку с чаем и сделала глоток. Чай, должно быть, уже совсем остыл. Я встала с кресла, собираясь предложить Мэдди принести ей другого, погорячее, но она остановила меня взмахом руки:

– Дело отнюдь не в банке.

– Что вы имеете в виду?

– Мы переживаем вовсе не из-за работы Дэна. – Мэдди поставила кружку на прикроватный столик. – Все дело в Эмили. В нашей дочери. – (Я бросила на Мэдди вопросительный взгляд.) – Мы не хотим, чтобы она знала, что я… я настолько больна. У меня опухоль мозга.

– Боже мой! – ахнула я. – Мне так жаль. А это?.. Они могут?..

– Нет. – Мэдди поспешно смахнула навернувшиеся на глаза слезы. – Опухоль неоперабельная. У меня глиобластома четвертой степени. Самая агрессивная форма опухоли мозга. Прогноз не слишком оптимистичный.

Я сморгнула непрошеную слезу:

– А что собираются делать врачи?

– Они попытаются уменьшить размер опухоли. Но лечение в основном паллиативное. – У нее в глазах снова заблестели слезы. – Врачи дают мне от трех до восемнадцати месяцев жизни. – Я растерянно уставилась на Мэдди, не зная, что говорить, и она, промокнув слезы, добавила: – Эмили не знает. Она не должна узнать.

– Хорошо, – кивнула я.

– Она думает, это просто мигрени. У дочери сейчас трудный возраст. Нынешний год для нее выпускной в средней школе, и… в последнее время с ней возникли кое-какие проблемы. – Мэдди посмотрела на меня. – У вас есть дети?

– Нет. Но у меня есть племянницы и племянники. Одному из них пятнадцать. Со мной он ведет себя мило, но вот своей матери, насколько я знаю, частенько устраивает веселую жизнь.

– Что совершенно нормально для его возраста, – сказала Мэдди. – Уж кто-кто, а мы это знаем. И такая нормальность нас вполне устраивает. Именно то, что нам нужно. Мы не хотим ставить ее жизнь в режим ожидания. Не хотим нарушать учебный процесс. Мы с Дэном серьезно поговорили и решили как можно дольше делать вид, что все в порядке.

– Но тогда она проведет с вами меньше времени, – заметила я. – Я хочу сказать, она проведет с вами меньше времени, чем в том случае, если бы была в курсе.

У Мэдди задрожала нижняя губа.

– Но захочет ли пятнадцатилетняя девочка сидеть у постели умирающей матери в ожидании страшного конца?

– Да, это очень нелегко, – согласилась я.

– Лучше я проведу меньше времени с дочерью, чем… чем…

– Хорошо, хорошо. Я понимаю, – вздохнула я.

У меня не было детей. Что я могла о них знать? Но похоже, выражение моего лица не успокоило Мэдди, и она продолжила:

– Мы думаем, она с кем-то встречается. С кем-то… – Мэдди замялась. – Кто старше ее. Нам так и не удалось выяснить, кто он такой. Но она поклялась, что рассталась с ним, и мы собираемся оставить все как есть. Придет время, и мы сообщим ей о моей болезни, однако пусть пока живет своей обычной жизнью. Мы не хотим давать дочери повод бежать за поддержкой к тому человеку.

Меня тронуло и вместе с тем немного удивило, что Мэдди поведала мне о своих семейных невзгодах, но, похоже, она больше не могла держать их в секрете, не имея возможности с кем-либо поговорить, кроме Дэна. Однако Дэн уже и так нес свой невыносимый груз проблем, переживал свою личную боль, и, возможно, Мэдди было легче поделиться с незнакомым человеком, чувств которого она не боялась задеть, поскольку не имела перед ним обязательств. Вот почему я сказала, что поступила бы точно так же, решив не говорить, что это не мое дело и я не жду объяснений, так как не в силах помочь.

Мэдди наклонилась поближе ко мне:

– На самом деле мы не можем рассказать о моей болезни никому из банка. Джерри, начальник Дэна, и Шэрон, жена Джерри, – наши друзья. Они регулярно бывают в нашем доме и, конечно, хорошо знакомы с Эмили. У них дочь одного с ней возраста, поэтому все тайное так или иначе может стать явным. Ведь сейчас дети постоянно общаются онлайн, и у них очень развиты горизонтальные связи. Поэтому мы решили не умножать сущностей сверх необходимого и вообще никому ничего не говорить.

– Выходит, о вашей болезни никто не знает? Даже ваши родители?

– Мои родители умерли. У мамы тоже была опухоль мозга, а у папы очень рано развилась болезнь Паркинсона. Так что мои перспективы не самые радужные… Я всегда это понимала, – вздохнула Мэдди. – Итак, да. Об этом знаем только мы с Дэном. А теперь, конечно, и вы.

– Послушайте, я буду держать язык за зубами, обещаю. У меня нет друзей в банке. Мне просто не с кем поделиться этой информацией.

– Я догадывалась. – Мэдди покраснела. – Ой, я вовсе не имела в виду…

– Понимаю, что конкретно вы имели в виду, – успокоила я собеседницу. – Вы совершенно правы. Я всего-навсего временная секретарша. Никого не интересует мое мнение. И кстати говоря, я не собиралась обсуждать сегодняшний инцидент.

– Знаю. Тейт, вы мне нравитесь. Я чувствую, что могу вам доверять, – с натянутой улыбкой кивнула Мэдди.

– Вы тоже мне нравитесь. И вы действительно можете мне доверять.

Тем временем внизу хлопнула входная дверь, и в прихожей раздался звук голосов. Мэдди поспешно прижала палец к губам, и мы сразу замолчали. Сперва до нас донесся глубокий низкий голос Дэна, но, что именно он говорил, было не разобрать, а потом послышался пронзительный, возмущенный голос Эмили. Дэн что-то ответил успокаивающим, мягким, спокойным тоном, затем раздался грохот шагов Эмили вверх по лестнице, однако на лестничной площадке шаги стихли – девочка, похоже, вспомнила, что сказал ей отец, – после чего глухо стукнула дверь ее комнаты.

– Вы не поверите, но это она еще