Шрифт:
Закладка:
Мать беззвучно вошла в комнату; словно призрак, заскользила ко мне и села рядом. Обняла обеими руками и положила голову мне на плечо. Ее присутствие успокаивало, в этот момент я снова был потерянным ребенком в полном опасностей море.
– Ты дрожишь, – сказала она и крепче меня обняла. – Не бойся. Ты был рожден для этого. Этот день ждал тебя.
– Клавдий умер? – спросил я.
– Да, только что. Понадобилось несколько часов, – признала она открыто. – Он не страдал. Вообще-то, он даже не проснулся, совсем как в любой другой вечер.
– Если не считать, что этот стал последним. – Я отстранился от матери и спросил: – Как ты это сделала? Дегустаторы не могли не снять пробу.
– Отравлен был только один гриб, и только я знала какой. А еще я знала, что дегустатор попробует тот, что с краю. Они всегда так делают. Предсказуемость позволяет обойти любые меры безопасности. Например, стражники, которые совершают обход в один и тот же час, – слабое звено охраны.
Получалось, ее целью был вовсе не Британник и я смотрел не в том направлении.
– А теперь послушай меня. Вот что будет дальше. Мы распространим новость о болезни императора, закроем дворец и никого не впустим внутрь. Бурр – зачем бы еще я назначила его префектом? – призовет преторианцев. Сенат станет молить богов о выздоровлении императора. Вчерашние акробаты будут его развлекать. В полдень – астрологи сказали, что это самое благоприятное время, – ты выйдешь на ступени дворца и будешь объявлен императором. Далее по порядку: преторианцы ликуют и сопровождают к своим казармам, там тебя приветствуют гвардейцы и присягают тебе как императору, ты произносишь речь и раздаешь деньги. После этого направляешься в сенат, где тебя уже официально признают императором. Произнесешь вот эту речь, – мать уверенно вложила мне в руки свиток, – подготовленную Сенекой. Мы не хотим, чтобы ты из-за какой-то ерунды, подобно Калигуле и Клавдию, оказался в неопределенном состоянии перед своим приходом к власти.
Я повертел в руках свиток. Значит, Сенека тоже в этом замешан? Сколько же людей участвовали в заговоре против Клавдия? И мать уже в который раз прочитала мои мысли:
– Неудавшееся из-за неразберихи покушение на Калигулу послужило мне хорошим уроком. Я решила, что смогу все сделать сама, от сообщников одна суета. Но то, что ты станешь преемником Клавдия, было очевидно, и Сенека заранее приготовил речь для такого момента.
Мать, конечно, лгала, но делала это, чтобы заручиться моей поддержкой и заодно успокоить мою совесть.
– А теперь приготовься, сын мой. Мой сын-император. – Она встала и, наклонившись, поцеловала меня в щеку, прижала к себе мою голову. – Ты – самый молодой правитель из всех, даже Александр и Клеопатра были старше. Но ты затмишь их обоих, твое имя станет легендой. Ничего не бойся.
Когда она ушла, утренний свет уже начинал просачиваться в комнату. Наступило утро первого дня моего императорства.
Император. Я с трудом это осознавал, из-за нехватки сна и переизбытка эмоций слегка кружилась голова. Говорят, что перед смертью человек видит всю свою жизнь – она мелькает у него в сознании, словно быстро сменяющие друг друга картинки. Я умирал – прощался со своей прошлой жизнью и прежним собой. И это правда – перед глазами мелькали живые картины: корабль Калигулы, сбор урожая оливок на вилле тети Лепиды, дом Александра Гелиоса, песок на арене для тренировок, предсказание в Антиуме, троянские игры. Шестнадцать лет жизни не могли подготовить меня к тому, что ожидало впереди.
Я встал. Но возможно ли быть подготовленным или готовым к будущему в полной мере?
XXXI
Дворец стоял в тишине, словно заколдованный. Я в одиночестве шел по непривычно безлюдным коридорам. На мне была чистая туника, а под мышкой я нес свою лучшую тогу, в которой должен был появиться на ступенях дворца. В ней толпа впервые увидит своего нового императора. И да помогут мне боги выглядеть достойно правителя Рима.
В покоях Клавдия действовало другое заклятие. Мертвый император сидел на кровати, оперевшись спиной на подушки, а перед ним выступали акробаты. Либо у них всех было плохое зрение (что сомнительно), либо им хорошо заплатили (скорее всего), чтобы они не замечали, что лицо императора на протяжении всего выступления остается неподвижным.
Я подошел к изголовью постели и низко поклонился. В это мгновение я осознал всю безмерность смерти и то, насколько она отличается от жизни. Лицо Клавдия не изменилось, таким я видел его сотни раз, но оно было не живее лица мраморной статуи. Я осторожно просунул в холодный рот Клавдия монету для Лодочника.
– Прощай, отец, – прошептал я.
Он был добр ко мне, я вжал в его руку маленькое кольцо, которое он подарил мне, казалось, целую вечность назад.
– Благополучной тебе переправы, дорогой друг. Спасибо, что защищал меня все эти годы.
– Тише, он отдыхает. – У моего плеча возникла мать.
В углу комнаты стояли, обнявшись, заплаканные Британник с Октавией. Они знают или тоже ослепли?
– Не надо было мне с ним спорить, – всхлипывая, сказал Британник. – Но как я мог подумать, что это наш последний разговор?
Очевидно, он знает.
– Не важно, как и в какой момент мы расстаемся в этой жизни, все испытывают нечто подобное. – Моя мать прижала Британника к груди. – Как же ты на него похож! Ты – все, что у меня от него осталось!
Из коридора донесся шум, Британник повернулся к двери, но мать крепко его схватила. Меньше всего она хотела, чтобы кто-то увидел его в таком состоянии. Ей удалось удержать и Британника, и Октавию в комнате, а потом она передала их под присмотр слуги.
– Надевай тогу, час настал, – велела мне мать, пока акробаты заканчивали выступление.
Я послушался, и, пока вставшие в дальнем углу комнаты Британник с Октавией не видели, мы выскочили из комнаты, и мать тут же затворила за нами дверь.
– Быстрее! – решительно сказала она.
Прошагав по коридорам, мы вышли на ступени дворца, перед которым уже собралась многолюдная, окруженная преторианцами толпа.
Солнце в зените –
