— Конечно, Ленард похвалил их наряды, — слова сестры Марии-Луизы были остры, как новенькие булавки, — он всегда был галантным мальчиком. И раз уж мы заговорили об этом, меня радует искренность, с которой ты отстаивала орден. И аргументы были подобраны удачно.

И пусть некоторые имена достойнейших из адельфи нашептала Алана, Эльга с готовностью приняла эту похвала. Она ведь знала их, знала — сестра Трефина изводила ее уроками истории Арморетты, то и дело отвлекаясь на историю ордена святой Интруны, — просто немного забыла.

— Однако в будущем, все же постарайся не демонстрировать свое негодование так явно.

Да эта выскочка Жоржетта даже не извинилась!

— Но вы сами говорили, — Эльга вздернула подбородок, — мы должны проявлять заботу о тех, кто не может позаботиться о себе сам!

Сестра Мария-Луиза смерила ее загадочным взглядом, подошла к козетке, обтянутой золотисто-розовым шелком, села и похлопала рядом с собой.

— И кого же ты защищала?

— Всех, — решительно сказала Эльга.

— Всех?

— Да! Сестру Юстинию, и сестру Агату, и сестру Жанну, и сестру Трефину, и… Всех.

— Мне отрадно это слышать, — сказала сестра Мария-Луиза, — я передам твои слова сестрам, когда вернусь в обитель. Уверена, это наполнит их сердца гордостью, — она взяла Эльгу за руки и улыбнулась так, как не улыбалась никогда. — Как и мое.

Эльга открыла рот, но от странного чувства, сдавившего горло, не смогла произнести ни слова. Сердце сжалось, а глазам опять — да что ж такое! — стало мокро.

— А вы, — она с трудом сглотнула горький и колючий, как порыв зимнего ветра, комок и, отчаянно пытаясь сдержать слезы, пробормотала: — вы не могли бы остаться? В Керинисе ведь тоже есть… монастырь ордена. Вы могли бы жить там. Или в Цитадели. Могли бы, да?

Сестра Мария-Луиза отвела взгляд и долго, пристально изучала узор на ковре.

— Я не могу остаться с тобой, — сказала она наконец. И Эльге показалось, или всегда такой уверенный голос дрогнул, — хотя, Интруна свидетель, отпускать тебя тяжелее, чем я могла себе представить. Но у каждой из нас свой путь, дитя. Мое место в Карнальской обидели, а твое — при дворе. Я понимаю, — сестра Мария-Луиза накрыла ладонями побелевшие пальцы Эльги, — тебе одиноко. Но в Керинисе тебе ждет Хильдерик. И Дарьен будет с тобой. И я пришлю тебе Гавизу.

— Я не хочу! — Эльга выдернула руки, сжала кулаки и ударила ими по коленям.

— Гавиза предана тебе, — строго сказала аббатиса.

— Да, но…

Эльга замялась, пытаясь понять, что ей делать с этим. Этим беспокойством, тревогой и осознанием, что мира, каким она его знала, мира, где жила та старая Эльга, которой нравилось лежащее на кровати платье, больше не существует. А в новом ей нужно что-то большее, чем немое обожание Гавизы. Ей нужен кто-то больший.

— Кстати, о преданности, ты придумала, как наградить Алану?

От вопроса сестры Марии-Луизы словно разом вспыхнули все свечи в люстрах тронной залы.

— Да! — порывисто кивнула Эльга, улыбаясь осенившей ее идее. — Я сделаю ее своей фрейлиной.

Теперь, когда Хильдерик совсем-совсем король, он ведь разрешит ей иметь больше одной приближенной дамы? А если не разрешит то Гавизу можно выдать замуж: в последнее время у той только и разговоров что о вареньях и младенчиках. Наверняка при дворе найдется кто-то, кому нужна именно такая жена.

— Фрейлиной? — голос сестры Марии-Луизы перекрыл звон свадебных колоколов. — Алану? Ты уверена?

Этот вопрос, Эльга уже знала, звучал всегда, когда она говорила что-то не так.

— Алана меня спасла, — Эльга отвлеклась от размышлений, какое приданое стоит выделить Гавизе.

— Если ты помнишь, именно для этого она и путешествует с нами.

— Но вы сами говорили, что нужно замечать благие деяния. И согласились, когда я сказала о награде!

Спорить с сестрой Марией-Луизой было так же трудно, как играть с Хильдериком в шахматы. Вечно они все запутывали.

— Алана заслуживает награды. Но, Эльга, делать фрейлиной женщину третьего сословия…

— Хильдерик сделал энна Берколя суперинтендантом финансов, а тот сын мелкого лавочника! Алана много знает. И умеет. И да, ее имени нет в Метрике. И что? Вот Лизетта и Жоржетта там есть, а они…

Строгий взгляд зеленых глаз заставил Эльгу проглотить вертевшиеся на языке колкости.

— Они принимают нас в своем доме.

— Да, сестра Мария-Луиза, — выдохнула Эльга. — Но их бы я себе в фрейлины не хотела.

Но она непременно пришлет девицам Валлон и их матушке приглашения на какой-нибудь дворцовый праздник. Хильдерик ведь не будет против, бала, скажем, на день ее восемнадцатилетия…

— Всеотец сохрани нас от такого счастья, — многозначительно улыбнулась сестра Мария-Луиза. — А что касается энна Берколя, да Его Величество назначил его суперинтендантом. Подожди, — она подняла руку, — дай мне закончить. Возможно, однажды энн Берколь, сын купца, хоть и небогатого, получит титул и право внести свое имя в «Метрику». Таков мир мужчин, Эльга, но даже там есть незримые законы, которые переступать не стоит. Вспомни, что случилось, когда Хартвейг, Всеотец прими его душу, в завещании признал Дарьена принцем крови?

Слезы. Эльга много плакала и, кажется, заболела. И женщина в черном голосом Ее Величества что-то спрашивала у сестры Галены, а потом ушла, так и не приблизившись к кровати. Эльга ждала отца, и не понимала, как он, отправляясь на охоту, мог оказаться далеко-далеко. За радужным мостом и золотыми вратами, которые суждено миновать только истинно добродетельным. Она ждала, засыпая и просыпаясь под молитвы сестры Галены и тяжелые всхлипы старой Берхед, но отец не приходил. И Дарьен почему-то тоже, а потом пришел Хильдерик и сказал, что Дарьену пришлось уехать. Далеко, пусть и не так далеко, как отцу.

— Дарьен — мой брат!

Она поначалу и правда верила, что он отправился собирать для нее сказки со всего мира. И это было секретом, о котором нельзя было говорить ни с кем, кроме Хильдерика. Вот только брат после коронации навещал ее куда реже, а придя — молчал. Даже больше, чем раньше.

— Да, Эльга, Дарьен твой брат, — лицо сестры Марии-Луизы было грустным, — а я видела, как он родился и, святая Интруна не даст солгать, люблю этого мальчика, как сына. И ваш отец… Хартвейг не делал различия между своими детьми и думал, его слова будет достаточно, чтобы остальные поступали так же. Это было благородно, но, увы, недальновидно. Хроника говорит, завещание отменили под предлогом, что оно создает опасный прецедент. Глупости! Просто все они, все, не смогли проглотить то, что Дарьен в глазах закона станет даже не ровней, а выше их… Послушай меня, дитя, я одобряю твое решение приблизить Алану, но девушка,