Шрифт:
Закладка:
Проходя мимо Саши, он замедлил шаг. Окинул ее пристальным, почему-то очень скорбным взглядом. На его смуглом виске трепетно билась голубая жилка – как бы беззвучно продолжая остановившуюся в площадном воздухе музыку.
И тут Сашу будто лизнуло изнутри свистящим ледяным ветром: она увидела, что вместо правой руки у скрипача протез.
Перед глазами сразу же возникло худощавое невыразительное лицо Вики, вдруг показавшееся жутковатым; во внутренней тишине раздались тихие всплески ее робкого полупрозрачного голоса. Зимний вечер, квартира Виталика, странная, нелепая, неуместная книга.
Скрипач тем временем отвернулся и продолжил свой путь – в сторону отходящей от площади узкой улочки, темного проема между зданиями, из которого тянуло пронизывающим нездешним сквозняком. Туда, где все расплывалось в колеблющейся мгле, превращалось в мираж.
Саша медленно откинулась на хлипкую спинку пластикового стула. Нервно провела ладонью по виску, по еще чуть влажному соленому пучку волос. Надкушенный сэндвич грустно сох на краю столика. Есть больше не хотелось. Мысли – тоже как будто до сих пор пропитанные теплой соленой влагой – хаотично трепыхались. Всасывались куда-то в полутьму сознания, вырывались на секунду к ясности и вновь пропадали среди тумана. Полоскались в голове, словно вывешенное белье на морском бризе.
Тяжело зазвонили далекие церковные колокола. Густой басовитый гул поплыл сквозь сумерки, терзая сердце каким-то смутным тревожным вопросом. Казалось, что это вопрошающий гул души Анимии. А маленькая площадь вокруг по-прежнему невозмутимо журчала веселыми приглушенными разговорами, поблескивала плавающими свечками, угощала плотным жаром кухонных ароматов.
Почему-то Саше подумалось, что это случайное пересечение с одноруким скрипачом – зловещий знак. Либо предупреждение, своеобразный сигнал о том, что еще не поздно что-то исправить. Что нужно успеть сделать нечто важное. Возможно, самое важное в жизни. Но что именно – Саша не понимала.
13. VIP-турист
На тот момент самым важным для нее было найти работу. Пусть даже временную, не обязательно сразу работу мечты. Главное, хотя бы как-то закрепиться, хотя бы неглубоко врасти в благодатную почву Анимии – вжиться тонкими полупрозрачными нитями.
На следующее утро Саша проснулась рано. Позавтракала в сумрачном зале, где над белеными стенами тянулись темные потолочные балки – тяжелые, необработанные, дышащие слепой и грубой мощью. На нелепо длинном столе стояли два маленьких подноса с чашками, высокий кофейник с надколотым носиком, вазочка с порционными упаковками джема и одна-единственная плетеная корзинка с не хрустящими, явно размороженными булками. Завтрак длился недолго. Сидеть в этой сумрачной гулкой пустоте и жевать резиновый хлеб, запивая остывшим кофе, Саше не хотелось.
На ресепшене дежурил «дремотно-вялый» администратор, с механически блеклым голосом. Саша попросила его распечатать в десяти экземплярах свое эдемское резюме, отправленное на электронный адрес гостиницы. В ответ администратор принялся долго и путано объяснять, что сейчас у них какие-то неполадки – то ли с интернетом, то ли с компьютером, то ли с принтером – и распечатать получится не раньше вечера. А возможно, даже завтра утром. Но, скорее всего, к вечеру все наладится, хотя это и не точно. При этом каждые десять секунд он коротко и тягостно вздыхал, будто от неимоверных, мучительных усилий. Наконец из администратора вырвался протяжный и шумный вздох, которым, по всей видимости, он как бы поставил точку в своих неповоротливых, весьма дряблых объяснениях.
Не получив в руки осязаемо-наглядные сиви для возможных работодателей, Саша решила отправиться на вокзал – в ожидании устранения неполадок. Рассмотреть на этот раз вдумчиво и без спешки охристо-терракотовое здание, заветную площадь с фонтаном; неторопливо пройтись по платформам. Конечно, была вероятность того, что Елецкая вновь окажется внутри, среди прохладных вокзальных стен, но Саша твердо решила больше не обращать на нее внимания. Забыть о болезненно-неприятном присутствии Вероники у ворот Анимии, жить параллельно ее безупречному эдемскому, ее свежему яркому лицу, ее оливково-белой табличке Frux-Travel с изображением райского яблока. Да, Елецкая оказалась привратницей Сашиного Эдема. Но это не означает, что заветное место навсегда утрачено. В конце концов, у города ведь может быть несколько привратниц. И уж точно не стоит избегать истока Анимии из-за опасения столкнуться с едва знакомым, совершенно чужим человеком.
К тому же Саша чувствовала, что на этот раз вокзал увидится ей по-другому, не предстанет перед ней равнодушно-будничным, как накануне. На этот раз непременно получится разглядеть его душу – за оболочкой глухого и всепоглощающего безразличия. А возможно, Саше приоткроется нечто необыкновенное, почти волшебное, глубоко запрятанное под плотными слоями рутины. Под толщей повседневной пассажирской суеты. Что именно – было неясно, но смутное предчувствие ласково и тепло разливалось в груди.
Несмотря на неблизкий путь, до вокзала Саша решила пройти пешком – почти через полгорода. Долгими, очень извилистыми улицами, сочными скверами, тесными каменными площадями. В нагретом воздухе витал легкий запах йода. Витало близкое море. Утро было мягким, не раскаленным, прозрачно-голубым – из тех, что отзываются в теле неуловимой будоражащей радостью. Беспричинным тихим восторгом. Из тех, что очень плавно и легко струятся внутри и вокруг, отчего нестерпимо хочется не растратить без толку эту легкость, куда-то бежать, пытаться продлить, сохранить ее в себе как можно дольше. И Саша время от времени машинально ускоряла шаг, словно стремясь оторваться от земли. Унестись к верхним этажам, к зонтикам пиний – вместе с невесомым утренним светом.
Довольно скоро на Сашином пути возникла прямоугольная рыночная площадь. По периметру и по центру плотными рядами стояли столы, крытые сине-зелеными полосатыми навесами. Казалось, рынок еще только просыпается. Влажно вздыхала яркая зелень, сонно нежились в теплой тени фрукты и овощи, алые пласты свежего, нетронутого жарой мяса. Саша медленно и бесцельно бродила между лотками, скользила взглядом по сырным кругам, по крупным растрескавшимся маслинам, по солнечному мягкому золоту меда, томящегося в банках. Где-то неподалеку звенел колокол, но пространство не увязало, как вчерашним вечером, в тревожном кисельно-густом гуле: напротив, мерное звучание как будто пропитывало все вокруг дополнительным светом. Обволакивало спокойствием. В этой лучистой утренней размеренности все стало четким и нестрашным.
И тут Саша вышла к рыбной части рынка. Туда, где резко таяли сладковато-пряные запахи и расправлялся мощный морской дух.
Море было разлито в воздухе и оставляло на губах вязкий солено-водорослевый привкус. Среди льда и декоративных лимонов, разрезанных надвое, дрожала свежая устричная влага, сверкала рыбья чешуя. Мерцали створки мидий – еще не раскрывшихся, еще живых… Но одна среди них все же оказалась мертвой. Распахнутой, впустившей в себя смерть.
Саша замерла, уставившись на черные блестящие
