довольно долго – лично мне этого времени хватило бы, чтобы налить себе еще чашечку мате и съесть еще одно пирожное от «Одиночества больше нет!». Вкратце эта повесть звучала так: у госпожи Тогава есть дети – дочь и сын. Сын живет отдельно, но неподалеку, и госпожа Тогава делает за него всю работу по дому. Его слова благодарности – «спасибо, мам», – которые он произносит раз в неделю, придают ее жизни смысл. Ее муж, пять лет назад ушедший на пенсию, никогда и ни за что не благодарил ее, а когда госпожа Тогава звонила дочери, та принималась читать ей нотации, запрещала жаловаться на то, что господин Тогава не носит тяжелые сумки с продуктами, пока не попросишь, и так далее. Госпожа Тогава признавала, что и впрямь часто жаловалась, но утверждала, что звонит дочери каждые три дня только потому, что беспокоится за нее. Несмотря на достижение подобающего возраста, ее дочь так и не вышла замуж и была вся в работе. Госпожа Тогава объясняла ей, что женщина становится настоящей лишь когда у нее появляются дети, говорила, что хочет внуков и вместе с дочерью ходить по магазинам за детскими вещичками, на что дочь холодно советовала ей просить внуков у сына. А об этом и речи быть не может, считала госпожа Тогава. Ее сын еще не успел оправиться после болезни, прилагал все старания, чтобы вновь влиться в общество, да еще вдобавок она по-прежнему восхищалась им, а он составлял ей компанию. Положа руку на сердце, она совсем не хотела, чтобы он женился. И потом, дочь уже так долго работает! Не пора ли остановиться? Но, по-видимому, когда госпожа Тогава заявила об этом, ее дочь словно с цепи сорвалась и теперь отказывается отвечать на звонки матери.

– Понять не могу, в чем дело, – сокрушалась госпожа Тогава. – Это же просто телефонный звонок. Подумать только, я ведь так старалась как следует воспитать ее! – С этими словами она принялась всхлипывать.

– Какая черствость с ее стороны, – заметила госпожа Кохаси тоном, указывающим, что услышанное не вызвало у нее никаких мыслей или эмоций.

Я кивала, издавала уместные возгласы и чувствовала себя так, будто мозг медленно истекает гноем.

– Почему бы вам не пожаловаться на мужа своему сыну и не попытаться устроить его брак? – спросила я, не особенно задумываясь. – В смысле, почему бы вам не поменять отношение к детям?

От этих слов нижняя часть лица госпожи Тогава вдруг странно обмякла, ее глаза широко раскрылись, в них отразилось полное изумление. Я замотала головой, выставила руки ладонями вперед, повторяя:

– Ой, простите, забудьте, что я наговорила!

Видимо, встречи «Одиночества больше нет!» стали настоящей отдушиной для госпожи Тогава, которая сетовала, что до тех пор «не видела смысла жить дальше».

– Когда доживаешь до моих лет, никто тебя толком не слушает. А люди, которые ходят на те встречи, все в таком же положении, как и я, или даже хуже, и от этого мне становится легче.

Я старательно кивала в надежде, что если мне удастся жестами изобразить доброжелательность к этой женщине, то я и мысленно сумею проникнуться ее заботами.

– Но я-то всегда вас слушаю, как же иначе, – возразила госпожа Кохаси, резкостью тона четко обозначая зияющую пропасть между «слушаю» и «в самом деле понимаю». Однако госпожа Тогава не заметила даже этого, только сказала:

– В последнее время вас на встречах не бывает, я уж по вам соскучилась.

Я со всей отчетливостью поняла, что передо мной два человека, которые бездумно впитали идею, согласно которой разговор с кем-либо лицом к лицу автоматически подразумевает отсутствие психологической дистанции между собеседниками. От этой мысли я не на шутку разволновалась. Да что же это такое? Неужели точно таких же взглядов придерживается все их поколение? Но разве это возможно?

Вероятно, удовлетворенная тем, что поделилась своими бедами и со мной, госпожа Тогава пообещала госпоже Кохаси заглянуть к ней около пяти, выяснить, нет ли у нее желания пройтись по магазинам, затем перешла через улицу и скрылась за дверью своего дома.

– Вот видите! – Госпожа Кохаси сложила руки на груди и выражение ее лица стало обиженным, но лишь самую малость. – Такую волынку она и разводит на каждой встрече.

– В таком случае почему бы вам не заменить этот плакат на один из наших? – спросила я, понятия не имея, какая связь между двумя темами оправдывает мои слова «в таком случае». – Мы не проводим никаких встреч, но если вы повесите вместо плаката «Одиночества больше нет!» один из наших, будем рады предложить вам что-нибудь вкусное в знак благодарности.

– А-а, вот как! – При упоминании «чего-нибудь вкусного» глаза госпожи Кохаси живо заблестели.

– Мы подумываем о внедрении системы, согласно которой каждый раз, когда вам удастся убедить кого-нибудь из своих друзей вместо их плакатов повесить плакаты господина Монага, мы будем выдавать вам очередную партию. – Эти слова вылетели у меня сами собой. Я понимала, что если скажу «коробка» или «дюжина», то буду вынуждена и впредь предоставлять «что-нибудь вкусное» в определенном количестве, поэтому остановила выбор на менее однозначной «партии». – Какого вы об этом мнения? Вместо того чтобы просить вас привести госпожу Омаэ на встречу, мы просим только о замене плаката.

– Да, замечательно, – согласилась госпожа Кохаси точно тем же тоном, каким общалась с госпожой Тогава, потом добавила: – Конечно, смотря о каком угощении идет речь.

Мощный удар чистого прагматизма госпожи Кохаси пришелся мне прямо в челюсть. Мысленно простонав «ох и сильный же противник», я вымученно улыбнулась и вместо того, чтобы продолжать настаивать, направилась к следующему дому.

Вернувшись в офис к назначенному часу, я рассказала господину Монага об этом случае, он поскреб в своей густой шевелюре и заметил:

– У нас возникнут проблемы, если вы продолжите раздавать такие обещания.

По-видимому, в последнее время у него в работе случилась запарка. Под глазами появились темные мешки, на столе у компьютера пристроились две бутылки витаминного напитка.

– Но мне кажется, что госпожа Кохаси может оказаться во всей этой истории ключевой фигурой, – сказала я и задалась при этом вопросом, кого я рассчитываю обмануть, пользуясь таким лексиконом. Впрочем, я все равно не смогла бы придумать, чем заменить выбранное выражение. – Нельзя недооценивать эффект, который может возникнуть, если нам удастся убедить ее заменить свой плакат нашим, а через нее уговорить и других.

– Нам не полагается подкупать людей, вот в чем дело.

– Но это же не подкуп. А подарок в знак благодарности.

– Хм-м… – Просматривая мои записи и схемы на листах с заметками, господин