Словно Хаджар не умел подчинять своей воле имя Севера и не обладал способностью не замечать холод.

Действительно — как простой смертный.

— Слабость, — Артеус сжимал и разжимал кулак. — Хаджар, я никогда не чувствовал такой слабости…

Волшебник опять постепенно впадал в состояние шока. Но оно и неудивительно. Будучи рожденным сразу на ступени Небесного Солдата, преодолевший ступень Безымянного еще в подростковом возрасте, он вряд ли понимал, что значит быть смертным.

В отличии от Хаджара, за три неполных века так и не привыкшего к тому, какими силами он обладал. Что же… кажется, теперь уже можно и не привыкать.

Осознав, что от волшебника вряд ли в ближайшее будет толк, Хаджар аккуратно отнял у него котелок, после чего разорвал рубашку на лоскуты и обильно смочил в кипятке. После этого начал обрабатывать раны.

Вознеся хвалу старым, армейским привычкам, он пошарил на поясе. После сражения со Стариком, большая часть подвязанных кармашков и мешочков оказались либо сорваны, либо повреждены, растеряв содержимое, но несколько осталось.

Вытащив из них несколько пучков трав, Хаджар добавил их воду, после чего посыпал её порошком из чудом не разорвавшегося конвертика.

Размешав, он приподнял голову Лэтэи и, смазав ей губы, открыл рот, после чего влил и надавил на горло. С хрипом, но та проглотила.

Дыхание воительницы выровнялось и первое облачко пара сорвалось с бледных губ.

— Нам надо найти укрытие, — цедил Хаджар, перевязывая раны Лэтэи. — Пещеру или расщелину. На холоде она долго не протянет. Начнется лихорадка, а затем…

Он не стал договаривать. Точно так же, как не стал спрашивать, что случилось с Шакхом и Албадуртом. Жизнь научила его решать сперва те проблемы, которые было возможно, а об остальном думать позже.

— Да, — заторможено кивнул Артеус. — С-с-ейчас.

Он поднялся на ноги, отел в сторону посох и на распев произнес несколько волшебных слов. На мгновение перед ним, как и прежде зажглась золотая… нет, не лента, а маленькая искра. Она унеслась куда-то за ледяной бархан, после чего исчезла.

— Да что это такое… — тяжело задышал волшебник, словно простейшее заклинание поиска отняло у него приличное количество сил.

Хаджар, вновь сорвав с плеч одежды Мэб, укутал в них Лэтэю, которую уже начал постепенно пробирать озноб. Кровь все еще сочилась через повязки. Раны, рваные и глубокие, так просто не закроешь самодельными повязками. А зашить было нечем. Оставался лишь один вариант, чтобы не допустить кровопотери и заражения… если, конечно, не задеты внутренние органы, тогда…

— Проклятье! — гаркнул Хаджар, чем явно привел на некоторое время в чувства Артеуса. — Бери котелок и идем.

Генерал подхватил подругу на руки и, игнорируя ту жадность, с которой холод терзал его плоть, направился в сторону, куда указала золотая искра.

Волшебник, видя состояние товарища, снова взмахнул посохом и произнес несколько слов. Хаджар их даже узнал. Артеус часто пользовался этим заклинанием, когда их отряд путешествовал в зимний сезон по горам.

Над ними, обычно, появлялся купол с символом солнца и согревал так, что порой даже жарко становилось. Причем — Шакху. Остальные еще часто просили волшебника доработать чары, чтобы можно было хотя бы дышать.

А то, получается, либо от жары изнывать, либо от холода зубами стучать. Артеус пытался что-то сделать с регуляцией температуры, но у него получилось лишь добавить в чары небольшой прохладный бриз.

А сейчас… сейчас никакого купола и, тем более, искусственного солнца не появилось. Лишь несколько символов зажглись в воздухе и тут же погасли, а холод, пусть и продолжал грызть Хаджара, но теперь ощущался скорее осенней непогодой, чем чем-то смертельным.

— Я не понимаю… — закачал головой Артеус, в чьих глазах вновь начал меркнуть разум. — Не понимаю… не понимаю… не понимаю…

Так он и бормотал, пока они пробирались через ледяную пустыню в сторону отвесной скалы, где обнаружилась небольшой расщелина, закруглявшаяся пещерой под низким сводом. Такой, что и выпрямиться не получалось. Но все же — лучше, чем снаружи.

Глава 1775

Хаджар уложил Лэтэю на камни, после чего посмотрел за порог.

Ледяные дюны снежных гор вырисовывались перед Хаджаром, их замерзшие склоны сверкали в солнечном свете, словно бриллианты, разбросанные по ландшафту. Пронизывающий до кости ветер, выл и вгрызался в их поверхность, поднимая белоснежные вихри вьюги. Он завывал, как стая волков, взбивая снег в ослепительные шквалы и затуманивая взор и заставляя голову немного кружиться.

Генерал не помнил у себя подобных ощущений аккурат со времен Черных Гор.

Над головой простиралось огромное голубое небо, обманчивое полотно, скрывавшее то, что творилось внизу. Солнце, висевшее среди облаков бледным шаром, не давало тепла, а его свет, казалось, скорее замораживал, чем отогревал. Каждый луч, проникающий сквозь морозную атмосферу, только усиливал холод, отбрасывая одновременно прелестное и жуткое сияние на пустынную местность.

— Я скоро вернусь, — процедил генерал.

— Что…

— Следи, чтобы она не перестала дышать, — перебил Хаджар, после чего провел рукой по боку и заметил капли крови. Каким бы чудом не затянулись его раны — они явно не спешили полностью излечиться и переход по снегу с Лэтэей на руках заставил их снова открыться.

Сцепив зубы, Хаджар покинул пещеру и снова зашагал по снегу, утопая в нем едва ли не по колено.

Раненый и изможденный, генерал продвигался к небольшому лесу из низких елей, наперекор стихии пытавшимся доказать, что жизнь может расцвести даже в этом недобром крае.

С каждым шагом он боролся с желанием рухнуть и поддаться обманчивым ласкам сна, готовым унести его так далеко, что оттуда уже не вернешься в реальность — разве что в дом праотцев. Его неровное дыхание порождало белесые облачка, уносящиеся куда-то в небо, напоминающее корку льда поверх чистого озера. Генерал лишь крепче стиснул зубы, тщетно пытаясь подавить агонию, грозившую накрыть его волной.

Двигаясь, Хаджар с каждым шагом замечал, что кровь из ран течет все сильнее. Холодный воздух, казалось, делал боль еще более острой, и каждая пульсация живо напоминала о последствиях поединка.

Наклонившись, дрожащими пальцами генерал поднял несколько пригоршней льда и снега и смазал ими края ран, вызывая ненадолго онемение. О заражении он не беспокоился. Так высоко в горах снег был, наверное, чище слезы младенца. А раны не так уж глубоки, чтобы попавшие внутрь бактерии могли вызывать серьезную заразу.

Добравшись до