Юноша тут же проснулся, вскочил и сонными глазами уставился на возвышающегося над ним на голову мейстера.

На вид Люжен был совсем молод, хоть и прожил больше ста лет. Длинные светлые волосы были убраны в пучок. Он всегда носил только белую с золотом одежду — так полагалось при его должности, а его голову всегда опоясывал золотой обруч со сверкающим посередине зелёным камнем в форме глаза. Люжен позволял себе снимать его только в своих покоях, чтобы не смущать людей уродливым шрамом над правой бровью, там, где скрывался его ясновидящий глаз. Достаточно было и того, что люди постоянно косились на его руки с шестью пальцами.

При виде мейстера стражник принялся извиняться, каяться и чуть ли не биться головой об пол.

«Новенький, значит», — подумал Люжен, успокоил парня, улыбнулся, посоветовал хорошенько высыпаться перед службой и, попрощавшись, пошёл вверх по лестнице.

Каждый лестничный пролёт Люжен надеялся, что никого не встретит. Как мало иногда нужно человеку — немного уединения. Сегодня Люжену улыбнулась удача — дворец словно уснул, хотя солнце почти достигло зенита.

Уже на подходе к двери в покои в узкое окно-бойницу заглянул большой чёрный ворон и поводил головой из стороны в сторону. Люжен остановился, а ворон открыл клюв и громко каркнул.

— Что такое? — нетерпеливо спросил Люжен.

— У тебя гости, — прокаркал ворон.

— Кто же?

Ворон повернул голову боком, уставившись на мейстера глазом-бусинкой.

— Джонатан.

Люжен кивнул, поправил обруч на лбу и шагнул к двери, обратившись напоследок к птице:

— В следующий раз сразу говори, кто пришёл, чтобы я не переспрашивал.

— Понял, — кивнул ворон, каркнул и, громко хлопая крыльями, улетел.

Люжен рывком открыл дверь и вошёл в свои покои.

Они были маленькими, с одним единственным окном. Две стены занимали огромные шкафы с книгами и рукописями, с другой стороны стоял широкий стол со стулом, у окна — единственное кресло, и в углу — кровать.

У окна в кресле расположился молодой человек. Его русые волосы были аккуратно подстрижены и ухожены, а лицо украшала короткая борода. Он смотрел в окно, подперев голову кулаком, словно и не заметил вошедшего, пока Люжен не прошёл к столу и не сел на деревянный стул. Лишь тогда Джонатан медленно посмотрел на Люжена светло-серыми глазами, добродушно улыбнулся и заговорил:

— Опережая твои расспросы — нет, я не разобрался с проблемой в мире Аклайн. Даже у меня не получилось переубедить Его Величество Лизелота. Мне нет смысла оставаться там. Был бы там ты — возможно, что-то бы вышло. А меня воспринимают как обнаглевшего пацана, сующего нос, куда не следует, так ещё и с которым невозможно по-человечески разговаривать, — Джонатан посмотрел из-под бровей и, понизив голос, добавил: — А я, между прочим, старше короля.

— Я не собирался тебя расспрашивать, — устало проговорил Люжен, прикрыв глаза.

Джонатан пожал плечами.

— Знаю. Просто решил ввести тебя в курс дела. По крайней мере, королю в подобной формулировке я это преподносить не собираюсь.

Всё-таки уединение — слишком недосягаемое желание. Люжен с трудом сдержал тяжёлый вздох и, пытаясь скрыть свои чувства, спросил:

— Полегчало?

Светло-серые глаза неотрывно смотрели на мейстера, и у того невольно по спине пробежались мурашки. Как же этот взгляд похож на отцовский…

— Не особо, — пожал плечами Джонатан и отвернулся. — Проблема всё равно никуда не делась.

Джонатан опустил руку и замер, уставившись в окно так неподвижно и тихо, что, если прикрыть глаза, могло бы показаться, что в комнате никого нет.

— Прости, я невовремя, — тут же прогнал тишину голос гостя. — Ты, наверное, устал, прячешься ото всех, а я мешаю.

Люжену тут же стало неловко за свои сокровенные мысли, а вместе с этим появилась настороженность. Как он мог забыть, с кем разговаривает? Джонатан всегда превосходно считывал людей. Говорят, он мог прочитать то, что сокрыто от самого человека. Неудивительно, что общения с ним старались избегать.

— Не извиняйся, — отмахнулся Люжен, с трудом отгоняя охватившие мысли. — Пришёл бы ты в любое другое время, вряд ли я был бы менее уставшим.

И снова Люжен прикрыл глаза. Только сейчас он понял, как сильно у него болит голова. Особенно скрытый под обручем шрам.

Люжен потянулся к обручу на голове, но прежде чем снять его, взглянул на Джонатана и спросил:

— Ты не против?

— Ты в своих покоях, — Джонатан улыбнулся, — так и чувствуй себя спокойно. Если мне что-то не понравится, я уйду.

— Спасибо, — Люжен осторожно снял металлический обруч, — но я бы не хотел, чтобы ты так ушёл.

— А меня непросто выгнать.

Джонатан встал и подошёл к столу. Он взял графин с водой, наполнил единственный в комнате бокал и протянул его Люжену. Тот принял бокал и сделал небольшой глоток. Вода была холодной и помогла освежить голову. То, чего не хватало Люжену.

Джонатан подошёл к окну и снова уставился вдаль. Если бы на его месте был кто-то другой, Люжен наверняка задался бы вопросом, что же такого интересного можно увидеть за окном, которое выходит на дворцовую стену. Но это был Джонатан, который, как и сам Люжен, избегал общения с людьми. Удивительно, что, несмотря на своё желание держаться подальше от людей, они оба сейчас разговаривали друг с другом.

— В мир Джерома чертовски сложно попасть, оказывается, — заговорил Джонатан, не оборачиваясь. — Я думал, моё имя хоть о чём-то говорит, но нет, меня продержали на границе два дня.

Люжен горько усмехнулся.

— Быстро они.

Джонатан обернулся через плечо. Его лицо выражало что угодно, но только не веселье.

— Это начинает скатываться в крайность, — сурово заметил он. — Нельзя контролировать абсолютно всё. А о последствиях