водой. Он подал кофе и воду эконому, мельком взглянул на Машу, ставя перед ней чашку, и пристально посмотрел на Готтлиба. По щекам юноши начал расползаться румянец, его рука дрогнула, и он чуть не расплескал воду на рыцаря.

— Можешь идти! — велел ему брат Стефан.

Юноша поклонился, бросив на Готтлиба долгий взгляд, и вышел из кабинета.

— Мне показалось, — осторожно начал Готтлиб, — или этот молодой человек имеет склонность, как бы это сказать…

— К братьям, а не к сёстрам? Вы это имели в виду? — насмешливо спросил эконом. — Вполне возможно. Но, во-первых, это ещё не брат, а сын одного фамилиара, очень влиятельного человека, а во-вторых, личные привязанности — это индивидуальное дело каждого человека. Разве нет?

— Насколько мне известно, раньше в ордене с этим было очень строго. Содомия — единственное преступление, которое каралось смертной казнью или пожизненным заключением, — проговорил Готтлиб. — Даже за малодушие во время боя или переход к иноверцам преступника только изгоняли из ордена.

— Когда это было! — воскликнул брат Стефан. — Мы живём совсем в другом мире, справедливом и толерантном к любым человеческим слабостям. Господь призывает нас жить в любви и согласии, и мы свято следуем этому. Если он создал мужчин, любящих мужчин, или женщин, любящих женщин — значит, так ему было угодно. Сам святейший Папа выразил свою поддержку таким людям и призвал покаяться за злодеяния, причинённые им в тёмном, невежественном прошлом.

— Папа так сказал? — растерянно проговорил Готтлиб.

— А вы разве не слышали? — удивился брат Стефан. — Ах, я совсем забыл! Вы же из России! Дремучей и отсталой, подавляющей личностную свободу. Сочувствую. Кстати, почему вы оказались в той стране? Когда ваши предки мигрировали?

— Собственно, это вопрос, ради которого я и прибыл в Вену, — доверительно сообщил Готтлиб. — Меня очень интересует родовое дерево, но есть исторический период с незаполненной пустотой.

— Какой же?

— Вторая мировая война. Мне известно лишь, что мой прадед из рода фон Зальмов бежал от войны под чужими документами, долго прятался, а потом попал в плен к русским и был отправлен на поселение, где познакомился и создал семью с женщиной по фамилии Воронцова. Он взял её фамилию, и вот перед вами тоже Воронцов.

— Ах, вот оно что, — понимающе кивнул эконом.

— Здесь всё ясно, — продолжал Готтлиб. — Меня больше интересует судьба его троюродного брата, члена тевтонского ордена. Якобы к началу войны он был священником. После указа Гитлера об упразднении ордена мужчина не пожелал подчиниться и попал в лапы к нацистам, провозгласившим себя истинными продолжателями дела тевтонцев.

— Да, это был страшный период в жизни ордена, — тяжело вздохнул брат Стефан. — Сколько невинных жертв и мученических смертей! Но мы можем попытаться найти информацию о вашем предке в архивах. — Эконом включил «заснувший» ноутбук. — Современные технологии — это так удобно. Мы провели колоссальную работу и оцифровали большую часть документов, систематизировали их, разложили по полочкам жёсткого диска — и вот, пожалуйста! — Брат Стефан легко поднял ноутбук со стола. — Весь архив в одном переносном кейсе. Можно взять его в поездку, на встречу. Нужные документы всегда рядом, и не надо трепетать от страха, что в твоих руках рассыплется в прах очередной ценный пергамент, хранящийся в бумажном архиве. Знаете, меня всегда поражала та педантичность, с которой наши братья вели документооборот. У нас есть информация почти по каждому рыцарю и священнику, не говоря уже о руководстве. Так, — эконом застучал по клавиатуре. — Для начала запросим данные по Готтлибу фон Зальму.

— Это было бы интересно.

Маша заметила, как побледнел и напрягся Готтлиб.

— Что случилось? — тихо спросила она.

— Ваша супруга не знает немецкий? — поинтересовался эконом.

— Не настолько, чтобы участвовать в разговоре, — ответил ему рыцарь и взглянул на Машу: — Он ищет информацию о Готтлибе фон Зальме. Сейчас я услышу о своей судьбе…

— Держись, — она взяла его за руку.

— Вот, пожалуйста, — проговорил брат Стефан, глядя в экран. — Барон Готтлиб фон Зальм. Родился в 1807 году, в рыцари посвящён в 1839, умер…

Готтлиб стиснул Машину ладонь.

— Странно, — удивлённо взглянул на него эконом, — здесь нет даты смерти вашего предка. Только указано, что ему было доверено важное задание самим императором. Даже удивительно, почему так мало информации. Может быть, вы поделитесь своей?

— Обязательно, — кивнул Готтлиб и быстро перевёл разговор в другое русло. — Сейчас меня больше интересует троюродный брат прадеда.

— Давайте поищем. Фон Зальм… Хмм, — брат Стефан нахмурился. — В те годы среди священников не было фон Зальмов.

— А я и не утверждал этого. В роду фон Зальмов иногда рождались девочки, которые выходили замуж и брали фамилию мужа. Мы не знаем ни имени, ни фамилии предка, пострадавшего во время войны.

— Как же мы сможем отыскать по нему информацию? — удивился брат Стефан.

— Прадедушка упоминал о замке Мариенбург, в котором нацисты проводили обряды ордена. Якобы его троюродного брата забрали туда, и больше о нём никто не слышал.

— Сочувствую, — покачал головой эконом. — В Мариенбурге почти всё было уничтожено. Если там и были какие-то сведения по вашему предку — они не сохранились. Мне очень жаль. Но давайте вернёмся к тому, с чего мы начали. Сестра Анна говорила что-то о личных вещах Готтлиба фон Зальма?

— Да, конечно. Мы смогли взять с собой лишь малую их часть. — Рыцарь достал из сумки плащ и шляпу. — Сами понимаете, граница.

— Понимаю, понимаю. — Брат Стефан с интересом принялся осматривать вещи. — Послушайте, они выглядят почти как новые! Неужели так хорошо сохранились? Или… новодел? — Эконом с подозрением взглянул на Готтлиба.

— Это работа самого Мадершпегера! — возмущённо воскликнул рыцарь. — Его мастерская изготовила одежду не одному десятку братьев. Посмотрите на искусное серебряное шитьё — визитную карточку мастера! Вам это подтвердит любой эксперт!

— У меня нет причин не верить вам, — успокоил его эконом. — А записи? Вы привезли их?

— Записи остались дома.

— Очень жаль. Плащ и шляпа — это, безусловно, ценный дар. А что-то ещё у вас есть?

— Меч. Личный меч барона с его рыцарским гербом на рукоятке.

— О! — воскликнул брат Стефан.