Он сжал свою саблю потной ладонью, тяжело сглотнул, попытался отвести глаза, но не смог. «Нагнетание ужаса» вспомнилось ему, пробудив и подняв старые страхи, как взвихрившийся ил со дна глубокой лужи.

Он уже слышал это раньше, слышал со всех сторон, знал, какой огромный прилив жестокой энергии он приносит команде пиратов, и знал какой ужас испытывали от этих звуков жертвы. Он сам прошел через все это, как жертва и как злодей, постигнув это от самого дьявола.

Этого дьявола он и боялся. Он осознавал, что это безрассудно.

Этот дьявол был всего лишь человеком, а другие  люди Марлоу не пугали. Однажды он превзошел его в схватке на саблях, и скорее всего, он был уже мертв. Марлоу уверял себя, что у него нет причин опасаться этого человека. Но всплывшие мысли  вернули все обратно, и он не мог избавиться от них.

Наконец, он оторвал взгляд от пиратов, толпящихся у поручней, и заглянул на квартердек собственного корабля. Дьявол был мертв. Он давно должен был быть мертв…

Он надеялся, что его люди не запаникуют, что Бикерстафф сможет удержать их от этого.  Но он также увидел, что они охвачены ужасом. Его самого одолевало «нагнетание ужаса», воспоминания и звук приближающейся смерти.

Глава 20

Капитан Жан-Пьер Леруа стоял на поручне квартердека, с саблей в правой руке и левой рукой на ахтерштаге, пытаясь удержать равновесие. И он чувствовал себя уверенным, он чувствовал себя очень уверенным и полностью владел собой и своим кораблем, когда «Возмездие» приблизилось к этому несчастному кораблику, который имел неосторожность открыть по ним огонь.

Он был почти трезв, выпил ровно столько, чтобы предотвратить дрожь и свести крики в своей голове к минимуму.

И его авторитет на данный момент был абсолютным. Он был настоящим «торговцем сладостями», как пиратов называли те, кому они продавали свой товар.

Экипаж корабля мог принимать решения голосованием в обычное время, но когда они шли в бой, слово капитана было законом, которому подчинялись без вопросов и колебаний. Война не признавала демократии. Пока они сражались, командование было в руках Леруа.

«Нагнетание ужаса» становилось все громче, усиливаясь, по мере того, как они приближались к покалеченному торговому кораблю. Вся абордажная команда «Возмездия» столпилась на левом борту,  крича, колотя и  стреляя из пистолетов, готовая  обрушиться на палубу своей жертвы.

Леруа почувствовал, как нарастает возбуждение, готовое вырваться из него, как раньше, когда он спал с женщиной. Он открыл рот и присоединился к крику, позволив своему хриплому голосу смешаться с наплывавшим звуком, который крутился в его голове.

Они собирались убить всех этих ублюдков и разорвать их на части. Они не только не подняли свой флаг при виде «Возмездия», что было большой наглостью, но и открыли по ним огонь, чего вообще нельзя было стерпеть.

На борту были женщины. Леруа видел их сквозь стекло своей подзорной трубы. Они могли бы развлечь его людей на несколько дней.

— Поднимите Pavillon de pouppe, черный флаг, сейчас же! — крикнул он людям внизу на квартердеке, которые занимались огромным флагом, накинутым на гаксель.  Леруа всегда ждал до последней секунды, чтобы поднять его. Он знал, что внезапное появление этого флага с ухмыляющимся черепом, двумя мечами и песочными часами уничтожит все остатки храбрости, оставшиеся в команде его жертвы, любой намек на неповиновение, не подавленный криками «нагнетания ужаса».

Пираты  ушли с  квартердека, а большой флаг был поднят и развевался на ветру. Череп, казалось, смеялся, когда ткань скручивалась и сгибалась от ветра.

Крик нарастал до крещендо, кружась в голове Леруа, и он открыл рот и снова присоединился к нему.

Оставалась половина  длины кабельтова. На палубе жертвы находилось не более дюжины человек. Те, кто работал наверху, спустились вниз и, что невероятно,  готовились обстрелять  команду «Возмездия» из мушкетов, как будто собирались  еще больше разжечь пыл Братьев Побережья, как будто хотели, чтобы их собственная смерть оказалась такой ужасной, какую только можно было себе представить.

Пятьдесят ярдов, и Леруа почувствовал волнение, подобное горячему ветру, пронесшемуся по палубе  «Возмездия».  Звучание  достигло апогея и переросло в беспорядочные крики, и ужасный звук накатился  жертву, как прибой, когда пираты кричали, стреляли и напрягались, готовясь запрыгнуть на торговый корабль. На вантах стояли люди держась за веревки, и дугообразно размахивая абордажными крюками, готовясь сцепить другое судно мертвой хваткой.

В двадцати ярдах. Леруа прищурился и пробежал глазами по квартердеку, выискивая капитана торгового судна, которого он должен будет прикончить. Там стояли рулевой с квартирмейстером,  и…

Крик Леруа все нарастал и нарастал, превращаясь в сокрушительный вопль муки. — Сукин сын! Сукин сын! — закричал он. Он отбросил саблю в сторону, схватил один из пистолетов, висевших на шейном ремне, и вслепую выстрелил в квартердек. Ибо там, безошибочно, стоял Малахия Барретт, с саблей в руке, расхаживающий взад и вперед, отдавая приказы жестами, которые Леруа были так хорошо знакомы.

Он отбросил пистолет и выхватил следующий, ожидая, пока видение исчезнет, потому что это было именно   видение, точно такое же, как и другие, которые мучили его все больше и больше.

Но видение не исчезло. Он отгонял его с упорством, которого не проявлял к другим. Леруа почувствовал, как в нем поднимается паника, обжигающая горло, почувствовал, как улетучивается его уверенность, которой он до сих пор наслаждался. Он снова закричал и выстрелил из второго пистолета, желая, чтобы видение исчезло.

Клубы дыма из пистолета закрыли ему вид на квартердек, заслонив нечестивое видение, и в этот момент Леруа понял, что тональность криков «нагнетания ужаса» изменился, что  эти крики превратились во что-то другое  -  гнев, страх и … неповиновение.

Он перевел взгляд на борт жертвы, до которой оставалось не дальше пятнадцати ярдов. Орудийные порты были открыты, и большие орудия появились, все сразу, а это означало, что, должно быть, очень многие люди прятались за фальшбортом.

— Merde… Вот дерьмо, — сказал Леруа, а затем их добыча, казалось, взорвалась залпом пушечного огня. Все восемь орудий стрельнули  одновременно, разметав столбы пламени по воде и наполнив воздух адским визгом, с которым не могли сравниться даже крики пиратов.

Большие орудия стреляли прямо в плотно сгрудившихся вдоль поручней и бортов пиратов, которым негде было укрыться и некуда было бежать, и они разрывали этих людей на куски. Леруа увидел тела, отброшенные обратно на палубу и безвольно висящие на такелаже, накинутые на бесполезную пушку «Возмездия».

— Черт тебя побери! Будь ты