Уилкенсоны  находились там,   Джейкоб в ярости из-за наглости Марлоу, Джордж усталый и напуганный.

— Марлоу, что, черт возьми, сейчас? — спросил Джейкоб Уилкенсон. — Я был настолько глуп, что поверил вашему джентльменскому слову, что проверок больше не будет.

— Их и не будет, — бодро сказал Марлоу. — Если вы говорите, что груз оформлен законно, то я верю вам. Но есть еще одно дело.

Уилкенсон и капитан обменялись взглядами, объятые страхом перед тем, что Марлоу скажет дальше.  Вполне обоснованный страх, как это случилось.

— У меня не хватает людей, — сказал Марлоу, — поскольку я не восполнил свои потери в битве у острова Смита.  Боюсь, мне понадобятся люди из вашей команды для пополнения команды охраны.

— Думаешь, ты заберешь людей с моего корабля? Ты это серьезно?

— О, это не только для меня. Мы все должны жертвовать, знаете ли, на всеобщее благо. Охране не хватает людей, чтобы защитить табачный флот.

Джейкоб Уилкенсон сделал шаг вперед, сжав губы, и Марлоу вполне мог представить, что он собирается сказать, но он этого не успел сделать.  Капитан схватил его за руку, потянул назад и тоном усталой покорности спросил: — Сколько человек вам нужно, Марлоу?

— О, я думаю, человек восемь подойдет. Вот эти люди, для начала. — Марлоу указал на пятерых мужчин, которые только что легли на палубе после того, как сняли марсели и галанты. Тот факт, что они работали наверху и на марселях, сказал ему, что они были самыми опытными на корабле Уилкенсонов.

— Восемь матросов! — это высказывание потрясло капитана. — Но это половина моих людей! Я не смогу отправиться в плавание, если вы заберете у меня восемь человек!

— Верно? —  солдаты «Плимутского приза»  под руководством Рейкстроу  уже отобрали  еще троих  матросов и стояли полукругом вокруг этой группы измученных, растерянных и больше всех злых людей.

— Послушайте, Марлоу, — сказал Джордж Уилкенсон, снова пытаясь говорить голосом разума. — Вы уже отомстили за то, что посчитали нашим преступлением против вас. Но это уже слишком. Вы прекрасно знаете, что мы потеряем весь годовой урожай, если не поплывем. На Чесапике больше нет моряков.

— Я лучше вас знаю о нехватке моряков в этих колониях. Вот почему я должен забрать их у вас.

— Если вам нужны люди, — сказал капитан, — вы не могли бы взять по одному человеку с каждой из дюжины кораблей?

— Мог бы,  —  признал Марлоу. — Но я не хочу.

— Будь ты проклят! —  Джейкоб Уилкенсон,  наконец,  взорвался. — Ты не сделаешь этого! Нельзя давить людей без согласия губернатора! Ты нарушаешь закон, ты ублюдок!

При этом Марлоу драматично огляделся и сказал: — Я не вижу здесь никакого закона, сэр, кроме самого себя.

— Уходи с моего корабля.

— Очень хорошо. Сейчас уйду! Лейтенант Рейкстроу, проводите этих людей в баркас. -  Рейкстроу, применяя   большое количество толчков и крепких слов, начал запихивать несчастных людей вниз через борт корабля в баркас «Плимутского приза». 

— Марлоу, ты ублюдок, ты сын шлюхи! -  Джейкоб Уилкенсон мгновенно оказался на другой стороне палубы. Он схватил Марлоу за воротник и, прежде чем Марлоу успел среагировать, притянул его к себе так, что их лица оказались в нескольких дюймах друг от друга. — Тебе это не сойдет с рук, ублюдок, слышишь? Ты выскочка, пришедшая сюда и пробравшаяся к командованию  морской стражей…

Марлоу не сказал ни слова, но потянулся к своему поперечному ремню, отстегнул пистолет и поднял его между ними.

— Ты думаешь, что губернатор у тебя в кармане, сэр, но позволь тебя уверить, — продолжил Джейкоб, затем остановился, почувствовав холодный, конец ствола, вдавленный в мягкую плоть под своим подбородком. Он запнулся в своей речи. Марлоу взвел спусковой крючок.

— Пожалуйста, уберите от меня руки, — сказал Марлоу.  Хватка Уилкенсона ослабла, и Марлоу отступил,  опустив спусковой крючок пистолета. — Один из членов вашей семьи уже имел наглость точно так оскорбить меня, и вы были свидетелем его судьбы. Будьте благодарны, что я не требую от вас удовлетворения. - Однако, если вы хотите встретиться со мной по-мужски, вам нужно будет просто сказать мне об этом.  Если нет, я буду благодарен вам за то, если  вы заткнете свой рот.

Уилкенсоны стояли, глядя на него с ненавистью, но ничего не сказали. Марлоу знал, что они не попадутся на удочку. Высокомерие Мэтью Уилкенсона, возможно, было отмечено смелой глупостью, но Джейкоб Уилкенсон был более хитрым, чем он, а Джордж был из тех трусов, которые предпочитали коварство, а не открытую агрессию.

—  Хорошо, — сказал Марлоу, — на это все и закончим.-  Он пожелал им обоим доброго дня и проследовал за лейтенантом Рейкстроу в переполненный баркас.

Хорошо, если бы этим все и закончилось. Он даже надеяться на это. Все они могли надеяться на это, но Марлоу знал, что этого никогда не произойдет, несмотря на его уверения Бикерстаффу.

Он достаточно повидал такого рода конфликты, когда одна фракция противостояла другой, и знал, что единственный способ положить этому конец — это либо одна, либо другая сторона должны были  или признать свое поражение или прикончить другую.

И Марлоу знал, что ни он, ни Уилкенсоны никогда не признают своего поражения.

Глава 19

«Плимутскому призу», «Нортумберленду» и ста пятидесяти кораблям табачного конвоя потребовалась большая часть дня, чтобы сняться с якорей и отплыть. Они стартовали задолго до рассвета, а к вечеру место встречи на Хэмптон-Роудс, когда-то заполненное стоящими на якорях судами, было совершенно пустым, если не считать заброшенного и почти покинутого «Братьев Уилкенсонов».

Когда ближе к вечеру сменился вечер, конвой и эскорт вышли из большого Чесапикского залива. Они пробирались мимо отмели Мидл-Граунд, которая, словно подводная ловушка, располагалась между гостеприимными рукавами мысов Генри и мысов Чарльза  и выступала в открытое море, где между ними и Англией была только вода. Вода и пираты.

Это было устрашающее зрелище: огромная масса парусов, шедшая на восток двумя колоннами, с наветренной и с подветренной стороны. Сто пятьдесят кораблей везут богатства Нового Света домой в Старую Англию.

Марлоу, стоявший на квартердеке «Плимутского приза», воспользовался моментом, чтобы насладиться этой картиной. Было время в его жизни, когда он, возможно, смотрел на такой флот с ненасытным желанием, но теперь он,