он слышал рыдания. Он задавался вопросом, вызовет ли его собственная смерть столько горя, останется ли его комната как некая святыня, если его убьют.

— Интересная мысль, — сказал он сам себе мягко и остановился на этом.

Он шагнул дальше в комнату, и начал рыться в содержимом различных ячеек стола. Записки, письма, множество ленточек, подаренных ему молодыми девушками, жаждущими выйти замуж за состояние Уилкенсонов.

Он покачал головой, когда подумал об этом. Каким безалаберным мужем стал бы Мэтью, каким легкомысленным и жестоким он был бы, судя  по спинке кровати, тумбочке, маленькому секретеру.  Он сел в кресло перед секретером и задумался. Женитьба не остановила бы его бешеных погонь за каждой девушкой, которая должна была лечь в его постель.  Но из всех прекрасных, милых  девушек колонии, которые падали от него в обморок, его интересовала только Элизабет Тинлинг.  Он сам стал бы для нее  даже лучшим  мужем, чем библейский Иосиф, если бы это было возможно.

Он выдвинул ящик и остановился, подумав об Элизабет Тинлинг.

Его ненависть к ней не утихла, равно как и осознание того, что она была дорожкой, которую он проложил, к падению Марлоу.  Его отец, возможно, найдет способ разорить Марлоу в финансовом отношении, но Джордж хотел большего. Он хотел, чтобы Марлоу был унижен, презираем всеми, и он хотел того же самого для шлюхи, которая была рядом  с ним.

Во всем была ее вина, с самого начала.  Если Джорджу удастся сбить ее с толку, это может заставить Марлоу сделать какую-нибудь глупость. По крайней мере, это будет еще один удар ножом в спину.

Его обращение к  письменной записке было бы бесполезным, теперь, когда ей было так уютно с Марлоу.  Он мог бы просто подставить ее другим способом, и, возможно, стать ее героем. И тогда она окажется у него в долгу.

Но у Мэтью было на нее что-то особенное, какой-то рычаг. Джордж предположил, что он забрал его с собой в могилу, но ему пришло в голову, что, возможно, это не совсем так.

Он перерыл содержимое ящика, бросая бумаги на пол, но ничего не нашел. Он закрыл ящик и открыл следующий, и там снова не было ничего, кроме обыденных свидетельств прежней жизни его брата. Третий был таким же, как и все ящички  и  шкатулки внутри.

Мэтью встал, выдвинул самый верхний ящик и вывалил его содержимое на пол, обшаривая сам ящик в поисках чего-нибудь, что могло быть приклеено или спрятано. Там ничего не было, поэтому он отбросил ящик в сторону и вытащил второй, потом третий, добавляя их содержимое к куче на полу, но все равно ничего не нашел.

Хотя он только что подумал об этом, теперь он был убежден, что у Мэтью что-то есть, какие-то настоящие улики, спрятанные где-то в его комнате. Он опрокинул секретер в поисках какого-нибудь тайника, но ничего необычного не обнаружил.

Он бросил содержимое письменного стола в кучу посреди комнаты и повернулся к сундуку у ножек кровати. Он опрокинул сундук и приподнял его достаточно высоко, чтобы вывалить хранящиеся там одеяла, одежду и старые ботинки в другую кучу на полу. Затем он встал на четвереньки и стал рыться в куче, отшвыривая  по полу все, что попадалось под руки, но там все равно ничего не было.

— О, сукин сын, сукин сын,  ну, где же это? — воскликнул  Джордж, выражая в своих словах всю меру отчаяния, которое он чувствовал. Он опрокинул тумбочку и вынул содержимое ящика.

Его взгляд переместился на бюро на одной стене и небольшую полку с книгами на другой, и он остановился на книгах. Он схватил первую и пролистал ее, но внутри ничего не было. Он схватил вторую, и третью, и четвертую, но ничего не нашел, и в гневе стал сметать с полки оставшиеся книги, надеясь, что за ними что-то спрятано, но там была только стенка.

Он повернулся к бюро и наткнулся на стопку книг, пытаясь пересечь комнату. Он взглянул себе под ноги. Там лежала черная книга.  Библия -  у которой три бронзовые буквы наполовину отвалились.

Джордж наклонился и медленно поднял Библию, стараясь не уронить буквы. Он вытащил ее из-под других книг, медленно, как драгоценный артефакт, и отложил буквы в сторону.

— О, Мэтью, что у нас здесь?  - прошептал он. Каждое письмо было адресовано его покойному брату.  Он развернул верхнее. Его глаза переместились к нижней части страницы, чтобы увидеть, от кого пришло письмо. Там аккуратным знакомым почерком было написано: — Уильям Тинлинг, эсквайр.  Старший сын Джозефа Тинлинга. пасынок Элизабет.  Особенный друг Мэтью. Обратный адрес был Лондон.

Джордж снова перевел взгляд на начало письма, но не смог его прочитать, потому что руки у него дрожали. Он подошел к кровати и сел. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и начал читать.

«Мой дорогой Мэтью,

Я с большим удовольствием прочитал твое письмо от 23-го числа и рад, что в колонии все идет хорошо. Мы очень огорчены известием о кончине моего отца, так как я не сомневаюсь, что все, кто знал его, были там.  Но теперь, когда он ушел из этой жизни, я думаю, что должен уточнить некоторые вещи, хотя бы для того, чтобы между тобой и мной не было недопонимания, которое нанесло бы вред нашей драгоценной дружбе.  Ты, наверное, догадался, что речь идет о Элизабет, которая воображает себя Элизабет Тинлинг и моей мачехой, хотя я испытываю большое отвращение при одной мысли об этой…»

Джордж быстро прочитал письмо, затем закрыл глаза и заставил себя сделать несколько глубоких вдохов и перечитал его снова, и снова.

— О, мой Бог, — прошептал он. — О, мой Бог, О, Господи. -  Это было не просто письмо, которое он держал в руке. Это был первый шаг к гибели Элизабет. И когда она падет, Марлоу тоже окажется у него в руках.

Он сидел, смотрел на груду книг на полу и думал о своей мести, планируя каждый следующий шаг, исследуя каждую возможную ошибку и следствие, как шахматист, сосредоточенный на своей игре.

Солнце скрылось, и спальня Мэтью погрузилась во мрак наступившего вечера, когда Джордж, наконец, встал.  Он проигнорировал созданный им погром, когда пересек комнату и вышел в холл. У него не было времени на комнату умершего.  Ему предстояло еще многое сделать.

Глава 22

«Нортумберленд» обогнул мыс Генри, и пройдя на юго-запад через Хэмптон-Роудс достиг реки Джеймса вместе с приливом.