Долинской, а Арина переложила эту ответственность на адвокатские плечи мужа, который уже, в свою очередь, донёс всё до Алиева, который оказывается ни о чем и не подозревал.

Московский спец дяди Глеба молчит, беспокоить его самому мне сразу было не велено, поэтому я решил объединить усилия с Русланом, чтобы поскорее найти того, кто нам гадит.

— Ты ему не рассказал? — поднимает голову и подозрительно смотрит на меня.

— Что?

— Ну… — смущается. — Про то… что мы…

— Трахались? — спрашиваю задиристо.

— Громов, — рычит вредная Карамелина. — Обязательно быть таким пошляком?

Размещаю ладони на упругих ягодицах и как следует вминаю её промежность в свой пах.

— Ох, — выскальзывает изо рта.

— Ох? — улыбаюсь.

— Хочу тебя, — шепчет она, вжимаясь в мои губы своими влажными губами.

— Так, так, так, — отстраняюсь. — Это кто ещё пошляк?..

Мия поднимается и устраивается поудобнее на моих бёдрах. Член нестерпимо ноет, борюсь с желанием резко перевернуть её на спину и реально… трахнуть. По-другому и не скажешь. Это то, что мне хочется делать ближайшие лет сто.

Правда, искренне опасаюсь, что сейчас её будет больно. Как вчера.

— Так сказал или нет? — спрашивает Мия ещё раз.

Закусывает губу, ожидая ответа.

Качаю головой.

— Зачем мне рассказывать твоему отцу, что мы переспали, Карамелина? Я что похож на идиота?

— Нет, — выдыхает она с облегчением. — Ты похож на грязного пошляка, — улыбается и тянется к резинке на моих штанах. Сдвинувшись, отгибает ей и извлекает напряжённый член.

— Такой красивый, — замечает тихо. С видом знатока.

Усмехаюсь.

— С кем-то сравниваешь? — спрашиваю не агрессивно, но получается именно так.

Мия смеется звонким смехом и отбрасывает длинные волосы назад. Нравится, когда я её ревную, давно заметил, но само по себе ревность — чувство неприятное.

— Если только с фотографиями, — отвечает честно.

— Пффф, — выдыхаю, когда теплая ладонь обхватывает ствол у основания и отчетливо сжимает. — Что ты творишь?

Её глаза ярко сверкают в темноте, а ладонь продолжает мне дрочить.

— Хочу посмотреть, как ты кончаешь? — пожимает она плечами так, будто говорит совершенно обыденные вещи.

— Бля-ядь, — тяну, откидываясь от подушки и напрягая мышцы. — Я забыл твою любовь ко всему новому, — осматриваю Карамелину и одним движением скидываю тонкие лямки с плеч, оголяя идеальную грудь, которая нервно вздымается.

Когда сознание практически улетает, слышу, как в гостиной орёт мой телефон.

Твою мать.

А вдруг москвич?.. Такой звонок пропускать нельзя, я и так с утра оставил телефон дома. Мозги набекрень.

— Надо ответить, — укладываю ладони на узкую талию и снимаю с себя мягкое тело.

Под легкое карамельное ворчание, поднимаюсь, заправляю член в трусы и выхожу из комнаты. Хватаю телефон с журнального столика.

— Да, Руслан, — подношу телефон к уху.

— Не занят? — спрашивает он иронично, словно снова даёт понять, что считаться со мной — это как-то несерьёзно.

— Был бы занят — не ответил, — отвечаю деловым тоном. Ему придётся со мной считаться.

— Ну-ну, — усмехается Алиев и внимательно спрашивает. — Что ты знаешь об Иве Задорожной?..

Глава 40. Мия и возвращение домой

Мирон возвращается через пять минут, но я сразу чувствую перемену в его настроении.

Моментально.

Он… злой. И по тому, как он резко переворачивает моё тело на спину, ложится сверху и жадно целует, понимаю — Громов сердится не на меня.

Обнимаю широкие плечи и веду ладонями ровно до пояса низко посаженных джинсов. Мурашки по коже. Смесь нежности, желания и дикого-предикого счастья.

— Кто звонил? — спрашиваю, когда в мою щеку утыкается тёплый нос.

Сердце Громова тоже немного успокаивается и уже не бьётся, как сумасшедшее.

Молчание затягивается, я вот-вот готова повторить свой вопрос и быть настойчивой… но Мирон вдруг звонко целует меня в ухо и с усмешкой выдаёт:

— Это была Полиция нравов, Комитет по лишению девственности вне брака.

Обняв мощную шею, закатываюсь от смеха и подвергаюсь обстрелу из коротких поцелуев и укусов.

— Громов… Мир… Мир, блин, — извиваюсь под ним, как уж на сковородке. — И что сказали-то?..

— Сообщили, что в следующий раз меня казнят самым страшным для мужчины способом.

— Если у тебя будет следующий раз, Громов, и ты лишишь кого-то ещё девственности, то я сама тебя казню этим способом, — заявляю мрачно.

— Ладно-ладно.

— Не смешно.

— Согласен, Карамелина, — соглашается Мирон, снижаясь и захватывая в рот твёрдый сосок.

Облизывает его, глядя мне в глаза.

Боже.

Это так порочно, что у меня между ног случается мокрый взрыв.

— Я искуплю свою вину, — шепчет он и спускается, зацеловывая живот в районе пупка. — Раздвинь ножки.

— Может… не надо? — облизываю вмиг пересохшие губы, пытаюсь унять внутреннюю дрожь.

Мирон вместо ответа подхватывает пальцами моё бельё и тянет вниз.

— Хочу тебя попробовать, — признаётся он и, подцепив мои ноги под коленками, сам разводит их в стороны. Сверкает горящими в темноте глазами, склоняясь.

У меня внутри жизнь останавливается.

Чёрт.

Главное, не забывать дышать. От предвкушения и зарождающегося внизу живота удовольствия это получается через раз.

В тот момент, когда горячий язык касается моего клитора и начинает сладко кружить по часовой стрелке, всхлипываю и не сдерживаю стон.

— Приятно? — спрашивает Мир.

— Да-а, — хриплю. — Не останавливайся, пожалуйста.

Громов тихо смеётся и добавляет к языку сначала один палец, а затем второй. Голова кружится от этих его движений, по телу то тут, то там электрические разряды прокатываются, перед глазами яркие вспышки возникают, превращаются в общую агонию. Я горю заживо.

Ощущение такое: всё, что происходит должно вот-вот сложиться в одну общую картину и разукрасить жизнь яркими красками. Разбрызгать радугу там… внизу.

Наше дыхание периодически сбивается. Прикрываю глаза, но вспышки не проходят, только ярче становятся. Не выдержав, выгибаюсь и отчаянно сжимаю простыни. Мирон, словно предугадав это, фиксирует моё тело свободной рукой и продолжает увеличивать напор языка и пальцев.

— Ох-х, — тяну медленно, и в промежность бьёт первая судорога, взрывной волной распространяющаяся до кончиков волос.

За ней ощущаю ещё несколько. Одну за одной. Это… ошеломляет. Сбивает с толку. Словно рождаешься заново.

Боже, как приятно.

Почему я раньше этого не узнала?..

Смотрю, как Мирон быстро поднимается, сдирает с себя джинсы и проводит ладонью по подрагивающему члену.

Как заворожённая слежу за ускоряющимися движениями его руки и охаю, когда он изливается на мой живот тёплой, вязкой жидкостью.

Тут же падает рядом и собственнически привлекает меня к себе, не обращая внимания на то, что мы оба в его семени.

— Теперь ты обязана выйти за меня замуж, — хрипит мне в ухо, разворачивает к себе и целует в губы. Вкус сладкий, необычный.

— Почему? — удивляюсь.

— Лишила меня девственности, — тянет Мирон со смешком.

— О