Закусываю нижнюю губу и чувствую внутри безудержное волнение.

— Он опять будет ругаться, — делюсь с мамой переживаниями.

— Не будет, он уже успокоился. Беги в свою комнату, я попрошу Ольгу Викторовну его позвать.

Ещё раз пожимаю крохотную ладошку сестрёнки и склоняюсь, чтобы поцеловать тёмные завитушки на затылке. В нос ударяет безумно сладкий аромат.

— Пахнет вкусно, — вздыхаю.

— Я тоже никак не надышусь, — делится мама, тянется, чтобы поцеловать меня в щёку. — Вы так быстро растёте, что только новые дети спасают меня от депрессии.

Посмеиваюсь, выходя из комнаты и отправляясь к себе.

Кажется, что за сутки и здесь абсолютно всё стало… другим. Или я другая…

Не знаю.

В изумлении рассматриваю свои рисунки на стенах, мягкие плюшевые игрушки, выстроившиеся рядком на кровати, и лакированный розовый сервант с коллекционными Барби, с которым мне так жаль было расставаться.

Усаживаюсь на покрывало.

— Отдыхаешь? — спрашивает папа, отворяя дверь.

— Нет, — мотаю головой, внимательно изучая его сосредоточенное лицо. — Тебя ждала…

— Я тебя тоже ждал…

Открываю рот, чтобы съязвить, но тут же его захлопываю и закусываю губу от греха подальше. Хватит быть подростком, если Мирон сказал, что папе есть что мне сообщить, надо откинуть все обиды и… выслушать.

— Ты знаешь, — папа подтягивает стул ко мне поближе и усаживается напротив. — Наверное, в жизни порой необходимы такие ситуации.

— Интересно, зачем?

Отец пожимает плечами и внимательно изучает выражение моего лица. Словно ищет обиду или злость, а когда не находит, удовлетворённо вздыхает и продолжает:

— До неё я и не подозревал, что ты можешь просто о чём-то не договаривать. Я думал у нас более доверительные отношения.

— Я тоже очень на это рассчитывала.

Закатываю глаза и мысленно вспоминаю образ Мирона. Идеальные черты лица, резко очерченные скулы и губы, чуть-чуть вьющиеся тёмные волосы и мужской аромат. Мир незримо выступает в качестве моей поддержки даже сейчас, пусть его и нет в комнате — в моём девичьем сердце он поселился навсегда.

— Мир… Мирон говорил, тебе есть что мне рассказать. Если это так, я хотела бы всё услышать сейчас.

— Дуешься на меня? — спрашивает папа, приподнимая брови.

— Нет, — мотаю головой. — Просто не хочу повторяться. Я, может, и не права в том, что сразу не рассказала о сообщениях и угрозах… — усмехаюсь горько. — Но всё равно я не заслужила такого отношения.

Есть ощущение, что нам никогда друг друга не понять.

— Я прошу у тебя прощения, если перегнул, — папа, пожалуй, впервые за несколько дней вдруг смягчается. — Если бы я владел всей информацией, этого бы не случилось. Ты ведь даже со Львом не поделилась?..

Морщусь об упоминании о Демидове.

— А они, между прочим, ночью, после того, как видео было отправлено на проектор в клубе, многое выяснили, — замечает он.

— Они? — удивляюсь.

— Да, с нашей Юлькой.

— С Юлькой?.. Громовой?..

Отец кивает.

Ого.

— И что же?

— Видео отправил один местный хакер. Но самое интересное — его адрес.

— И какой он? — настороженно проговариваю.

Сердце замирает. Понимаю, что папа всё знает, иначе не завел бы со мной этот разговор.

— Строителей, двенадцать, — умные глаза следят за моей реакцией.

— Ого, — вскидываю брови и пытаюсь уловить мыслительный процесс, который подобно двигателю запускается в моей голове. Это ведь дом, который хорошо мне знаком…

— Кроме того… тот ресторан, где ты обедала с подругой, перед тем, как сдать анализы.

— Ага, с Анжелой, — киваю.

— Думаю, не нужно называть тебе имя девушки, которая уже несколько месяцев трудится там официанткой?

Мои плечи словно после взмаха волшебной палочки опускаются. Сомнения колются острыми шипами.

— Я не верю, — прикладываю ладошки к горящим щекам.

Только не Ивка.

Как? Почему? За что?..

Из-за Мира? — думаю про себя. — Всё возможно, он ведь ей давно нравился. Только я всё время не могла уловить… как друг или как нечто большее.

— Есть ещё видеозаписи с камер в клубе, но они на данный момент в разработке спецслужб. Здесь спасибо Громовым. Глебу и его племяннику, твоему другу.

— Я не верю, — повторяю, даже не уловив сарказма отца по отношению к Мирону.

Папа поднимается с места и усаживается со мной рядом, сгребая мои плечи в охапку правой рукой.

— Я… поговорю с Ивой. Мне кажется, произошла какая-то ошибка, — обещаю.

— Разговаривать не имеет смысла, дочь. Дело связано с запрещёнными веществами, поэтому мой товарищ из полиции пообещал помочь разобраться. Возможно, выяснятся новые подробности.

— Я уверена, — мотаю головой. — Отказываюсь верить в то, что Ива на такое способна. А Тая… она всё знала? Или…

— Мы во всём разберёмся. Я хочу, чтобы ты знала — ты ни одна и никогда не была одна. Мне очень жаль, что тебе пришлось всё это пережить… Это точно не то, о чём я когда-то думал… Но анализы в частной клинике всё же придётся сдать, Карамелька, — обращается папа ко мне детским прозвищем. — Нужно понять, действительно ли это был амфетамин.

— Хорошо, — послушно соглашаюсь.

До сих пор не верится.

Мне Ива всю жизнь казалась человеком, неспособным на подлость.

Папа поднимается с места.

— Я очень рад, что ты вернулась домой и нашла в себе силы меня выслушать.

— Если бы не Мирон… я бы не приехала, — заявляю решительно.

— Мирон, — морщится папа. — Это…

— Пап, — немного добавляю звука в голосе. — Мы с Мироном вместе.

— В смысле вместе? — серые глаза опасно сужаются.

— Пожалуйста, пап, — вскакиваю и беру в руки жёсткие ладони. — Прошу тебя. Я очень счастлива сейчас, — моё лицо озаряется смущённой улыбкой. — Пап… давай без твоих советов, иронии и вообще, без шуток. Пожалуйста. Я его очень люблю

— А как же Лев? — поджимает губы папа.

— Думаю, Лёва и так всё понимает.

— А я думаю, нет, — возражает. — По крайней мере, для "понимающего" слишком много времени уделяет твоему детективу.

Пожимаю плечами. Возможно, я должна поговорить с Лёвой сама, но уже решила, что передам это ответственность своему любимому человеку. Уверена, что так Мирону будет проще.

Папа ещё раз внимательно изучает моё сверкающий взгляд и с выдохом произносит:

— Ладно. Встречайтесь. Только…

— Я помню… — восклицаю.

Здесь отец обычно шутливой форме просит «не забывать про защиту», а я всегда безбожно краснею.

Молча наблюдаю за широкой спиной, отправляющейся к двери.

Да, возможно, это не самый наш с папой эмоциональный разговор в жизни. Но… надо ведь с чего-то начинать? А делать вид, что мне всё равно — я не могу.

Быстро окидываю свою розовую комнату взглядом и громко окликаю отца.

— Па, — вздрагиваю от своего же голоса.

— Да, — поворачивается он.

— А можно я сделаю ремонт