А ещё потому, что именно в этот момент, сегодня, я вдруг осознала одну-единственную мудрость. Не важно с кем ты учился кататься на велосипеде, главное — кто именно будет с тобой крутить педали и путешествовать по нелёгким жизненным дорогам.

В плане Мирона я выбрала второй вариант и не буду его винить.

— Мир-р… — всхлипываю от острого желания, пронзающего соски, которые он продолжает терзать по очереди.

— Карамельные, — поднимает на меня глаза Громов и хищнически облизывает губы. — Как я и думал.

— Ты об этом думал?

— Конечно. С Нового года раз по тридцать в день.

Вспыхиваю от восторга.

— Я тоже хочу тебя попробовать, — признаюсь, безнадёжно краснея и сама тяну руку к резинке тонких спортивных штанов, но Громов бережно убирает мою ладонь.

— Тш-ш-ш, Карамелина. Тормози.

— Почему? — округляю глаза.

— Потому что ты девственница.

— И что?

— Надо как-то к этому подготовиться, — озадаченно произносит Мирон, не спуская взгляда с моей груди.

— Как? Фейерверки заказать?

— Не знаю. Я пока не решил.

В моей душе всё с ног на голову переворачивается. Почему они все меня берегут?

Для кого?

— Так может, — со злостью выплёвываю, — мне к другому обратиться по этому вопросу? К кому-нибудь решительному?

Шиплю, как разъярённая кошка.

— Лежи уже, бессмертная, — Мирон грубовато подминает меня под себя и фиксирует с помощью рук и всего тела.

Он такой твёрдый там… что желание мгновенно расползается по моему телу, заполняя каждую клеточку. Никогда даже чего-то похожего не испытывала.

— Сам такой, — кусаю пухлые губы, пока он смотрит на меня подозрительно.

— Будет больно, — говорит тихо.

— Пофиг.

— А потом приятно, — улыбается Громов пошло, сразу же грустнеет. — Но это не точно. Первый раз…

— Гро-мов, блин, — взвизгиваю, отталкиваю его и сажусь на кровать. — Хватит. Трахни уже меня, — заливаюсь краской оттого, что сказала. — И не дай бог будешь обращаться со мной как с хрустальной вазой? Понятно?..

Веду плечами, и ночнушка опадает к моей талии, полностью обнажая грудь. Лицо Мирона наконец-то перестаёт изображать неуверенность.

— Даже не сомневайся, трахну так, что ноги не соберёшь.

Всхлипываю, когда его руки с силой сжимают мою талию и опрокидывают тело на кровать.

— Ай, — закусываю губу.

Мирон тянет вниз сорочку, подхватывая вместе с ней крохотные трусики и оставляя меня совершенно голой.

Прикрываю глаза, пытаясь справиться со стеснением.

А когда открываю, вижу, что Мирон тянется к креслу и извлекает из кармана джинсов презерватив.

Скулы на идеально красивом лице становятся чёткими, а глаза лихорадочно бегают от моей груди к промежности, которую он тут же накрывает ладонью.

— Знаешь, что такое оргазм, Карамелина?..

— Оргазм? — нахмуриваюсь с иронией. — Это что-то для глаз? Да?

Мирон посмеивается и впервые касается меня там, внутри…

Замираю на полуслове и шокировано округляю глаза от горячего прилива ко всем органам сразу. Ох…

— И для глаз тоже, — кивает Громов, опуская взгляд. — Для моих…

Смотрит за движениями своей руки в полумраке, вызывая во мне чёткое желание соединить ноги или попросить его отвернуться.

Это оказывается намного сложнее, чем я думала — переспать с Миром. Я даже немного начинаю понимать его фразу про «секс с самим собой».

Глаза зажмуриваю. Столько всего нас интересного ждёт. Ведь занятия любовью — это тоже часть отношений, для нас абсолютно новая. Неизведанная.

— Что с тобой? — спрашивает Мирон, проезжаясь взглядом по моему обнажённому телу до самого лица. Смотрит подозрительно. — Такая смелая была только что…

— Да пошёл ты, — вспыхиваю и запрокидываю голову, когда его палец ложится на сокровенную пульсирующую точку. Растирает по ней влагу и кружит, кружит… — Ох… Как хорошо, Мир…

Вторая мужская рука фиксирует моё тело, удерживая талию.

— Так что там с оргазмами? — ещё раз спрашивает Громов.

Не останавливается ни на секунду. Мучает, распаляет.

Мотаю головой и отчаянно краснею.

Твою мать…

— Эй, — он нависает сверху и заглядывает в глаза. — Ты что… меня стесняешься?

— Немного, — признаюсь.

— Не доверяешь?..

— Доверяю, конечно, — поспешно отвечаю.

— Это ведь я, — снова целует в губы, языком касается моего языка и сплетает их, ухватившись за подбородок ладонью. Резко отстраняется. — Всё хорошо будет, слышишь? Я рад, что у вас… до оргазмов дело не дошло.

Киваю и робко обхватываю твёрдую шею руками.

Притягиваю Мирона к себе. Раз и навсегда привлекаю. Вес его тела опускается на меня и ощущается приятной тяжестью, а твёрдый пах прожигает промежность.

Не верится, что всё это с нами сейчас происходит. Безумие в каждом уголке моей души зреет. Мой. Мой. Мой.

Сердце замирает.

Музыка в ушах вдруг появляется. Фанфары с орга́ном и дыховыми инструментами.

Как? Как я могла себя с кем-то представить? Вот так, обнажённой… Со стыда бы сгорела, если даже с ним, со своим единственным, стесняюсь.

Снова зажимаюсь, но вида стараюсь не подавать. Храбрюсь до последнего. Сейчас чувствую себя немного глупо оттого, что сама настаивала.

Дурочка.

— Погоди, — целует Мирон ласково горячую щеку, и оперевшись на локти, поднимается с кровати. — Сейчас приду.

— Ты куда? — испуганно шепчу.

Он что? Передумал?

Дура! Какая я дура!

— Потерпи и не переживай. Я кое-что придумал, — подмигивает Мирон. Поправляет выпирающий в штанах член и выходит из комнаты. Я же растерянно смотрю по сторонам.

— Вот, — возвращается Громов с обычным бокалом. — Вино. Красное. Поможет тебе расслабиться.

Нахмуриваюсь. Прикрываю грудь руками.

— Думаешь, стоит? — закусываю губу.

Мирон по-мальчишески улыбается. И почёсывает плечо свободной рукой.

— Пей давай, Карамелина. Амфетамина у меня нет.

— Очень жаль, конечно, — закатываю глаза и под пристальным взглядом Громова выпиваю половину бокала.

Горячий комок сваливается из горла в желудок, а оттуда сразу же… куда-то вниз. Пристально наблюдаю, как Мирон отставляет бокал и усаживается рядом.

— Так лучше, любимая? — заботливо интересуется.

По телу электрический разряд прокатывает.

Разве счастье может быть таким? А? Хочется запечатлеть этот момент на всех физических носителях — на бумаге, на киноплёнке, снять на телефон и спрятать, чтобы иногда пересматривать. А потом внукам показывать.

— Скажи ещё раз, — умоляю тихонечко.

— Любимая, — легко произносит Громов. Целует ласково мою раскрытую ладонь.

— Ещё.

— Любимая. Моя любимая.

Ноги подкашиваются. Хорошо, что лежу.

— Мне нравится, — шепчу. — Мир. Мне так нравится.

Боже, он такой красивый.

— Ты очень красивая, — вторит моим мыслям Мирон, протягивая руку и убирая с моего лица волосы. — Самая красивая моя девочка. Получше стало?

Пожимаю плечами и прикрываю глаза на секунду. Внутри меня тёплый, уютный кисель, в котором я купаюсь и выплывать совершенно не хочется.

— Обними меня, — прошу шёпотом. — Пожалуйста. И…

— Что?

— Потрогай снова… Там…

Громов ложится рядом, привлекает моё тело к себе, обняв за талию. Его ладонь снижается,