который представляет из себя мытарей, получающих энергию отчужденного времени и передающих её понятно куда: хозяину, архетипу, наверх – в то Бытие, оригинальное. А при этом, конечно, к рукам что-то прилипает – не бывает так, чтобы мытарь всё отдал.

Те, кого мы знаем как «власть имущих» и «благополучных», которых в верхнем слое 1 % и у них в руках 90 % всего, что имеется, – это на самом деле просто мытари, функция которых передавать всё наверх, Сатане. При этом эти 90 % – это просто прилипшее к рукам мытаря. И у них нет скуки и нет гнева. У них совершенно другое состояние, потому что они находятся в фундаментальном «подогреве», то есть вся реальность этого, реальность не-Я, – она для них воспринимается не как враждебно-отчуждённое отрицание их, а на самом деле они ощущают это, они переживают это как смысловую, организованную, построенную архетипическую реальность, которой они служат и с которой они должны соединиться и отождествиться.

Подлинное отождествление отражения со своим оригиналом, то есть «взятость на рыбалку», избранность для «верховной» идентичности, – это решение проблемы сознания как травмы. То есть сознание как травма – рана, которая зияет здесь (как копье Лонгина, которое прободало, согласно христианской легенде, тело Христа), – это та дыра, которая оставлена в человеке, внутри которой помещается точка несовпадения с абсолютным Всё, с реальностью. И вот эту травму они хотят залечить, и они её залечивают. У тех, кто внизу, она (точка) просто как пустое место, из сердца изъятое; они не знают об изъятости этого, и у них шрам. А эти, наверху, – они уже идут к тому, чтобы решить проблему изначально.

Поэтому смысл связан с первым шагом через метафизический текст, через движение мысли как некое особое взаимодействие имён через посредство Субъекта, – первый шаг к тому, чтобы возникло шоковое пространство здесь и теперь. А здесь и теперь возникает как первый шаг к свободе. Какой свободе? Дело в том, что ощущение не-Я нам кажется первичным. То есть мы рождаемся, мы в колыбели, всё, что вокруг нас, – всё не-Я. Главное, что на нас обрушивается, – мать с её руками, погремушки, болезненно звучащие голоса людей, бессмысленные слова, которые произносятся и которые не имеют для нас никакого смысла, потому что мы их не знаем (мы ещё не владеем языком), яркий цвет, яркий свет, всё такое неприятное, как скрежет ножа по стеклу, – всё такое не-Я. И потом оно выравнивается, цвета исчезают, звуки исчезают, всё становится серым, более или менее распределённым, возникает матрица, которая меняет нашу оптику, заставляет всё это принимать как должное. Это не-Я структурируется и приобретает эту трехголовую гидровскую природу – это всегда и везде. Но это не первично. Оно первично для нас, но метафизически оно не первично, – оно есть следствие. Оно есть следствие чего? Почему не-Я обрушивается на нас сразу, и какое содержание оно в себе имеет? Оно имеет в себе то содержание, что является косвенным указанием на то, что мы – отражения.

Не-Я – это экзистенциальный статус переживания отражения, которое наведено каким-то оригиналом. Вот есть некий оригинал, архетип, который стоит перед зеркалом: Джон Ди[23] стоит перед зеркалом и видит себя в зеркале. Вот Сатана стоит перед зеркалом мира и видит себя в зеркале – видит человека. Этим человеком являемся как раз мы. Мы – в зеркале, мы – отражения, но мы являемся продуктом, мы абсолютно не свободны, и экзистенциальное состояние отражения, которое связано в зеркале виртуальным, «наведённым» небытием, – вот оно экзистенциально переживается как тотальное всемогущество не-Я. А вот здесь и теперь как вспышка через боль – это первый шаг к эмансипации от статуса отражения. И интересно, что в романе Майринка Джон Ди пытался пробудить своё отражение к активной жизни, избивая его хлыстом. Он избивает его хлыстом. Это очень тонко, очень точно – не знаю, сознательно ли у него это получилось или это художественное откровение, но именно попытка болью заставить проснуться отражение – это очень правильно. Это первый шаг к свободе.

Что такое свобода с нашей точки зрения? Свобода – это эмансипация от оригинала, от архетипа, то есть когда отражение соскакивает с крючка, эмансипируется. Есть разные пути к этому и есть разные «обманки», «заглушки» и ложные пути на этом направлении. То есть человек может думать, что «соскакивает», – допустим, либеральный путь.

И вот взрыв гнева на базе скуки: он начинает ловить людей, пытать их, становится Чикатило, он как бы идёт вразнос с точки зрения социальных правил «эго», и он думает: «Я соскочил с крючка архетипа». Он не «соскочил с крючка» архетипа – совершенно не «соскочил»: он действует в рамках возможностей, предоставляемых архетипом. Здесь есть ещё кое-что, на что я тоже раньше обращал внимание: есть определённая скорость распространения света. Если зеркало находится за много световых лет от оригинала, то когда оригинал поднимает руку, это не значит, что отражение тут же поднимает руку – до него свет ещё долго летит, – и оно может поднять руку, когда оригинал уже опустил. И это может показаться свободой, это может показаться тем, что отражение «соскочило с крючка», что оно проснулось. А на самом деле это просто зазор по времени, который определяется конечностью скорости света. Это метафора, конечно, – я не буквально говорю. Это метафора, которая намекает на то, что между оригиналом, который есть в Бытии с большой буквы, и отражением, которое плавает в зеркале нашего пространственно-временного континуума, есть некий зазор. Этот зазор спекулятивно используется определёнными матрицами как тема свободы. Но это – не свобода.

Свобода – это осознанная тотальная борьба против Системы. Потому что для того, чтобы определить оригинал, сначала надо определить его конструктивную конфигурацию внутри зеркала и повести против него осознанную борьбу на всех фронтах, на всех этажах. Только борьба даёт свободу. А борьба предполагает стратегию. То есть если вы ловите в подъезде беззащитное существо – это не стратегическое и не борьба. Это просто выплеск тотального господства не-Я, который переходит взрывом в свою противоположность: из скуки в гнев. Такой энергетический выход. Но это не выход из не-Я. Это просто накопленная негативная энергия отсутствия Я.

Стратегическая борьба – это всегда борьба политическая, борьба, связанная с историей, с сюжетностью истории.

Что значит сюжетность истории? Слегка повторю то, что на эту тему говорил раньше. На полке стоит у режиссера «Гамлет». Есть набор образов, набор ролей – Полоний, Гамлет, Офелия. Надо потребовать себе роль. Возможно, предложить дополнительную, уточняющую комбинацию каких-то позиций, но потребовать себе роль. Приходит человек и говорит: «Возьмите меня на Гамлета, попробуйте». Ему отвечают: «Не получится» или «Получится». Но выясняется после первых проб: «Нет,