Посмеивался над собой, пока поднимался в лифте: ну что за глупости-то? И все равно хотелось, чтобы Рита встретила меня так, как привиделось на секунду при вспышке молнии, когда ехал к ней в пятницу.

Дверь квартиры оказалась приоткрытой, но свет в прихожей не включен. Я остановился на пороге, вглядываясь в полумрак. Тихо скрипнув, дверь захлопнулась, но перед этим свет с площадки успел бросить блик на серебристо мерцающую кожу. Руки обвились вокруг шеи.

Теплая. Гладкая. Абсолютно голая.

Кажется, счастье все-таки есть.

— Не успеешь войти, а на тебя напрыгивают голые тетки, — прошептал, сжимая ее попу, а губами пытаясь найти сосок. — Никакой романтики!

— Миронов, тебе правда сейчас нужна романтика? — расхохоталась, запрокинув голову, и я впился губами в призывно подрагивающее горло. Как бы еще удержаться и не оставить на шее метку.

— Романтика? Нет. Мне нужно срочно спрятаться. За мной гонятся серые волки. Надо побыстрее в домик. Не подскажешь, где тут вход?

— Немного ниже, — она сдвинула мои руки в правильном направлении и уцепилась за ремень. — Прячься скорее.

Был соблазн взять ее прямо там, прижав к стене или к двери, как в тот раз. Но хотелось видеть всю, в мельчайших деталях и подробностях. И чтобы она смотрела на меня.

Подхватил на руки, прижал к себе, чувствуя ее нетерпеливую дрожь, которая перетекала ко мне под кожу, разбегалась по всему телу. Понес в комнату — не в спальню, а в гостиную, на диван, в яркое солнечное пятно света, и волны этого сияния сомкнулись над нами…

* * *

Наверно, надо было ее разбудить, дело шло к вечеру. И так по самым пробкам на дачу поедет. Пытался уговорить, чтобы осталась, заерзала страдальчески:

— Вить… ну я обещала, что приеду.

— А завтра?

— Завтра у меня гонка весь день до вечера, по всему городу, в двадцать мест. А в среду у Наташи выходной. В четверг приеду. И на ночь останусь.

— В четверг! Да я сдохну до четверга!

— Ну не-е-ет, не сдохнешь, — пристроилась поуютнее, голову не плечо положила. — Я тебе не разрешаю.

Зевнула и уснула. А я лежал и снова боялся пошевелиться.

Это чувство было хоть и другим, но хорошо знакомым.

Радость и нежность, от которых щиплет в носу, потому что они на грани выносимого. От которых рвет в клочья, а губы при этом сами расползаются в блаженной улыбке. От которых плавишься куском масла в горячем молоке.

Но было кое-что еще. Темное, как ил на дне озера. Заходишь в чистую прозрачную воду, а ноги вязнут, и из-под них поднимается мутное облако.

Я не хотел отпускать ее. И не только потому, что рядом с ней было хорошо, а без нее плохо.

Страх — вот что это было такое.

Я уже думал об этом. О том, что именно страх еще одной потери не давал мне полюбить снова. О том, что теперь, когда я смог перешагнуть через него, он придал дополнительной остроты чувствам.

Черта с два я смог через него перешагнуть. Просто он стал другим.

Я не боялся того, что у нас не получится. То есть боялся, конечно, но допускал, что такое возможно. Даже когда людям очень хорошо вместе, складывается не всегда, по множеству причин. Страшно было потерять в самом буквальном смысле.

Shit happens, это я усвоил более чем хорошо. Дерьмо случается, и не только с абстрактными людьми из телевизора, а с тобой и с твоими близкими. Отец, Славка, Олеся… За последние полтора года четверо моих хороших знакомых умерли от ковида. Понимаешь, что далеко не все в этом мире зависит от тебя. Скорее, мало что зависит, и от беспомощности хочется выть. Но если можешь сделать хоть что-то…

Рита дернула носом, как кролик, сонно улыбнулась, приоткрыла глаза. Потом распахнула шире, села рывком.

— Черт, да уже вечер, а я тут дрыхну.

— Не хотел тебя будить.

Провел пальцем по позвоночнику, останавливаясь на каждом позвонке, добрался до развилки, где попа расходится на два полупопия, пощекотал. Запищала, отползла. Потянулась за телефоном.

— Ох, ни фига себе! Сейчас все пробки будут мои.

— Хочешь, отвезу тебя?

— Зачем? — Рита с недоумением обернулась, стягивая волосы в хвост резинкой.

Я и сам не мог понять, с чего вдруг вырвалось. Может, чтобы меньше беспокоиться, как она будет добираться?

— Ну не знаю, — пожал плечами. — Просто.

— А завтра утром я на автобусе в город поеду?

— Я на даче останусь. Довезу.

— Витя… — глядя на меня, Рита наклонила голову к плечу, как это делала ее собака. — Спасибо, конечно, но не надо. Я, знаешь, пока не готова знакомиться с твоей мамой, а она даже если и не заметит, кого ты там привозишь-увозишь, все равно сообразит, что это ж-ж-ж неспроста. И будет трепать тебя, пока не расколешься.

— Ладно, — сдался я и встал, выглядывая, куда улетели трусы. — Только как приедешь, сразу позвони.

Видимо, мой тон ей не понравился. Сдвинула брови, дернула уголком рта.

— Вить, я аккуратно езжу. За двенадцать лет только один раз зацепила столб на парковке. Столб не пострадал. Я тоже. Не волнуйся.

— Извини, но буду, — буркнул я. — Волноваться. Приедешь — позвони.

* * *

Даже по пробкам я доехал до дома всего за полчаса. И еще почти час косился на мертво молчащий телефон. Хотя прекрасно понимал, что вечером, к тому же летом, КАД и «Сортавала» традиционно забиты.

Наконец прилетело в воцап:

«Приехала».

Сразу же набрал, но Рита ответила только после пятого гудка.

— Все в порядке, Вить. Извини, меня тут немножко на части рвут. Попозже перезвоню.

Ну мог бы и сообразить, что если не позвонила, а написала, да еще одним словом, разговаривать не очень удобно.

Дурака кусок!

Разумеется, я понимал: это невротическое желание завернуть в платочек, чтобы уберечь от всего-всего, запросто может выйти боком. Либо тот, кого завернули, там задохнется, либо прогрызет дырку и сбежит. Причем попутно еще и за ногу тяпнет. На прощание. Нет, есть, конечно, такие, которым забота нужна как воздух, вроде нашей матушки, но Рита явно не из этой стаи. Я прекрасно помнил тот разговор у Тимаевых на веранде, с которого все и началось. Бабы с яйцами, такие как эта троица, согласны принимать помощь лишь дозированно, а уж опеку и вовсе терпеть не будут. Рита четко дала понять: волнуйся молча и не лезь спасать, если не просят. Чип и Дейл, чтоб тебя.

Вечер без нее — пустой.