— Вот, держи, — я протянул ей самодельный мешочек из куска тряпки, которую без жалости оторвал от своего бомжатского облачения. — А отец-основатель современной Ибун-алхимии не сказал, когда почтит скромного меня своим присутствием?

— Нет, простите, — она схватила узелок и грациозно упорхнула, заставив меня восхищённо цыкнуть ей вслед.

Смеркалось.

Я уже давно лежал на земле, вытянув босые ноги и шевеля пальцами. Сложенные на груди руки и рваные сапоги под головой довершали образ убогого бомжа. Вихрь мирно стоял рядом. Разница с бродягой была лишь в том, что все послушники, ученики и даже мастера почтительно обходили меня по широкой дуге, а не гнали со двора как бродячую псину.

Так и уснул без сновидений, прямо на ровных, тёплых плитах двора.

— Ёпт! — радостный и полный энергии вопль Ибуна вырвал меня из объятий Морфея.

Даже с закрытыми веками было понятно, что я продрых до раннего утра, прямо тут, под стеной.

Когда его поспешные, тяжёлые шаги стихли возле меня, он с тревогой в голосе пробасил:

— Друг, что с тобой?

Я приоткрыл один сонный глаз, взглянул на него, облачённого в новенькую, облегающую белую форму с высоким воротником, закрыл глаз, поёрзал, устраиваясь поудобнее на жестких плитах, и произнёс:

— Помер я. От голода. И холода! — затем снова приоткрыл глаз, вгляделся в его довольную, как у мартовского кота, чистенькую, сытую морду, закрыл глаз, поджал губы и добавил: — И без женской ласки! Пока ты в настоятельницу своим наставлением тыкал, я тут скончался от горя и тоски — один одинёшенек!

Внезапно раздался глухой стук. Затем ещё один, и ещё. Плита под спиной слегка вибрировала от этих ударов, и я, не удержавшись от любопытства, открыл глаза.

Одетый с иголочки Ибун стоял возле меня на коленях, и ритмично бился лысой головой о камень, поднимая пыль.

— Прости меня друг, прости! Мы слишком долго записывали технику, а потом она попросила зачать ей ребёнка. Я теперь твой вечный должник, жизнью клянусь! Прости, что оставил тебя одного, но посмотри!

Он энергично вскочил и махнул рукой возле живота, где клубилась широкая чёрная лента тьмы. В его руках возникла большая шкатулка из резного камня, которую он тут же открыл и наклонил, чтобы я мог лучше разглядеть содержимое.

Внутри аккуратными рядами лежали тёмно синие шарики пилюл Восстановления. Много! Ибун улыбался так самодовольно и широко, его уши практически уехали на макушку. Покачав головой, я поднялся, потянулся, уселся на пылесос и молча стал натягивать рваные сапоги, под недоумевающим взглядом здоровяка.

— Друг?

— Что?

— Ты злишься на меня?

— Я что, по-твоему, девка, чтобы истерики закатывать? — я усмехнулся, встал и хлопнул его по плечу. — Ну увлёкся, забыл, что тебя ждут — бывает. И ничего страшного, что твой друг голодный спал на улице, на земле. Нормально хоть исполнил? Настоятельница осталась довольна?

— О да! — он вновь широко улыбнулся, совершенно не уловив иронии в моём голосе. — Она просто счастлива! Получилось целых пять томов с подробным описанием техники и базовых реакций!

Тут мои глаза выпучились, а челюсть отвисла.

Некоторое время я вглядывался в его лицо, пытаясь понять — прикалывается он или нет. Но он так искренне лыбился, что мне осталось только хмыкнуть и покачать головой. Пофиг, особого дискомфорта, кроме голода, я всё равно не почувствовал, а его можно понять.

Пылесос прыгнул мне за спину и крепко «обнял» проводом плечи и грудь.

— Пошли уже, мастер-Ибун, продадим пару пилюль, пожрём и затаримся для нормального путешествия.

— Зачем? Госпожа Эра обеспечила нас всем необходимым!

С этими словами он извлёк из хранилища аккуратную стопочку белой одежды и высокие белые сапоги. Приняв и развернув протянутые вещи, я с удивлением обнаружил, что размер явно мой и, не медля ни секунды, переоделся прямо во дворе храма.

Больше всего наши с Ибуном схожие одеяния напоминали мне парадную форму ВМФ РФ, только, разумеется, без погон, ну и чуть более облегающие. Ткань очень приятно прилегала к телу и совершенно не стесняла движений. Сапоги тоже оказались впору и такого кайфа от ношения обуви я не испытывал никогда!

— Нравится? — Ибун просто лучился гордостью, будто сам шил эту одежду всё это время, а не шпёхал Эру. — Это рабочая одежда Великого Мастера Алхимии. Очень дорогая, но и очень прочная.

— Скажи уже прямо — сколько тебе заплатили за технику?

— Храм выделил мне два миллиарда дэн на дальнейшие исследования, — произнёс Ибун, скромно потупив взор, и добавил: — Я попросил в пилюлях Восстановления, чтобы повысить наше развитие. Остальное — подарки настоятельницы Эры. Я не знаю, сколько стоит хранилище — это её старый пояс, но такую робу мастера можно купить за восемьсот миллионов.

Тут бы надо присвистнуть, но я ещё помню торги за мою тушку и поэтому сумма не впечатлила.

— Но пожрать всё равно надо! — безапелляционно заявил я и кивнул на ворота: — Мы идём или остаёмся?

— Идём конечно, всё равно в городе развиваться накладно, а нас двое! Хорошо если до восьмидесятой ступени хватит со всеми потерями…

Ну мы и пошли.

Чем дальше отходили от столицы региона, назовём это так, тем крупнее становились поселения и тем чаще встречались настоящие крепости, с огромными огороженными территориями. Ибун, большей частью хоть и молча лыбился как блаженный, заново переживая в мыслях не то свой триумф, не то соитие с настоятельницей, но пояснения давал. Поэтому крепости сект мы обходили по широкой дуге. На всякий.

Заметив очередное стадо коров в полях, я поспешил в довольно крупную деревню.

На этот раз всё прошло мирно, но в пустую — молоко тут не кисло от слова совсем. Оно гнило и чернело, так что мои надежды на ведёрко кефира рассыпались тысячей осколков. Ну и, разумеется, тут не знали про сыр и вообще про все производные молока. Его тупо пили для ускорения заживления ран. Удивительно, конечно, но меня это категорически не устраивало.

Возможно, где-то в этом мире живёт маленькая колония кисломолочных бактерий и ждёт, когда я её обнаружу, чтобы принести этому миру благословление ряженки и помазание святым йогуртом по губам. Вот такие дебильные мысли, ага.

Так что мы прикупили десять, примерно трёхлитровых кувшинов молока, плотно запечатанных и, по уверению пузатого мужика, способных хранить продукт свежим сотню дней. Один из кувшинов я выдул