том, что великим может стать лишь то государство, которое решит национальный вопрос. Только если государство станет отечеством для всех живущих в нем народов, национальная проблема будет решена [Отечество: 59].

Напоминая, что нация — позднее образование, Гредескул (как потом Б. Андерсон) говорит о трудностях в определении этого феномена. Сам он следует определению нации как коллективной личности и делает вывод об исторической неизбежности дарования нациям всех тех прав и свобод, которые уже считаются естественными в отношении отдельных человеческих индивидов. Однако, по его мнению, для достижения этой цели народам не обязательно идти путем сепаратизма.

Теперь, с высоты последующего опыта, нам кажется наивным утверждение Гредескула, что лидеры национальных движений в Российской империи и не стремятся к сепаратизму. Однако в начале 1916 года такое требование еще не выдвигалось (или редко выдвигалось) публично, и сами национальные лидеры относили его на более отдаленную перспективу (другое дело, что ситуация стала развиваться очень быстро и примерно за год изменилась кардинально).

Современная Россия, с точки зрения Гредескула, по-настоящему не решила ни правовой, ни культурной, ни национальной проблемы [Отечество: 67]. Пути решения последней он, как и другие авторы сборника «Отечества», видит в отказе от политики принудительной денационализации и ассимиляции нерусских народностей, а также в перестройке общественного сознания. Гредескул полагает, что носителем национальной идеи является интеллигенция [Отечество: 49], поэтому и надо воздействовать в первую очередь на нее. Автор приводит знаковый для него пример того, как иногда общественные деятели неожиданно становятся на репрессивную точку зрения и солидаризируются с правительством. Так, украинцам и белорусам не только официальные круги отказывают в праве на самоопределение, но и П.Б. Струве, постоянно толкующий об «украйнской» опасности [Отечество: 78]. «Неужели, — спрашивает автор, — появление Шевченка наносит какой-то ущерб Пушкину или Гоголю?» [Отечество: 79]. И все же Гредескул исполнен умеренного оптимизма и надежд на будущее.

В целом сборник «Отечество», хотя и очень критичен по отношению к российской национальной политике, все же сосредоточен на положительной программе — на указании конкретных и вполне реальных путей выхода из кризиса. Его инициаторы и авторы полагают, что у России еще имеется потенциал для внутреннего преображения, и желают всеми силами этому преображению содействовать.

Кадетский проект можно было бы определить теми же словами, которыми Г.П. Федотов характеризовал мировоззрение Пушкина — Империя и Свобода. Однако тот же Федотов проницательно замечал:

…как только Пушкин закрыл глаза, разрыв Империи и свободы в русском сознании совершился бесповоротно. В течение целого столетия люди, которые строили или поддерживали Империю, гнали свободу, а люди, боровшиеся за свободу, разрушали Империю [Федотов: 142].

Накануне распада Российской империи кадетские теоретики решили этот разрыв преодолеть. Они задумали создать новую «правильную», свободную империю и объединить «всяк сущий в ней язык» на основе нового «имперского национального самосознания». На службу своему проекту они поставили литературоцентризм русской образованной публики. Демонстрируя зрелость культур национальных меньшинств, привлекая эстетический потенциал их художественной литературы, они рассчитывали вызвать интерес к национальным проблемам и сочувствие к своей программе.

Проект их был интересен, в отрыве от практики — даже убедителен, но совершенно утопичен. Они явно шли против течения, пытаясь взывать к разуму и к «чувствам добрым» в условиях захлестнувших страну экономического и морального хаоса, иррациональных импульсов и действий, вызванных ксенофобией и шпиономанией. История показала, что имперский потенциал был исчерпан. Российская империя распалась, чтобы примерно через полтора десятилетия преобразоваться в новую, но не свободную, а тоталитарную «империю». Это единое союзное государство, в теории обещавшее право наций на самоопределение и прочие блага, на практике вновь прибегло к подавлению национальных меньшинств9, к насильственной русификации, к физическому уничтожению национальной интеллигенции и даже к депортации целых народов10.

К сожалению, в последующей судьбе народов России сбылись как раз худшие опасения авторов сборника «Отечество» — нерешенность национальных проблем оказалась фатальной для будущих поколений.

Примечания

1 Мы указали лишь некоторые важные работы, не ставя себе цели привести исчерпывающую библиографию.

2 Эту часть сборника мы подробно рассматриваем в статье «Литературная составляющая в имперском национальном проекте» (Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia, XII: Мифология культурного пространства. Тарту, 2011. С. 217–233).

3 Глубокий анализ русификаторских устремлений и связанных с ними политических действий российского правительства см.: [Миллер 2008: 53–77].

4 То, что Гуревич назвал «языком нации», в отличие от языков национальностей (см. выше).

5 Ярче всего этот подход выражен в: [Андерсон].

6 Он приводит пример доктора Зауэрвейна, немца из Ганновера, который «был национальным поэтом, политическим агитатором и патриотом в прусской Литве, в Лужицком крае и т. д. Вместе с языком он вселял в себя тоже народную душу других племен и народов. Он воодушевлялся их национальными идеалами» [Отечество: 24]. Обыденный пример для Бодуэна — это одновременная принадлежность к двум — еврейскому и польскому, к польскому и литовскому, немецкому и эстонскому и т. д. — «общественным целым».

7 Подобное разделение Бодуэн применяет и по отношению к немецкому языку, см.: [Отечество: 25].

8 Бодуэну было, конечно, прекрасно известно, что дискуссия насчет идиша имела давнюю историю. Уже с середины 1860-х гг. родство идиша с немецким вызывало беспокойство властей, опасавшихся «германизации» российского еврейства (особенно в Западном крае) и стремившихся перевести обучение евреев на русский язык. См. об этом: [Западные окраины: 321–322].

9 Теперь, вместо инородцев, презрительно именовавшихся «нацменами».

10 К сожалению, и тут имелись соответствующие образцы (хотя и осуществлявшиеся в гораздо меньших масштабах) из времен Первой мировой войны — превентивные массовые депортации евреев из прифронтовой полосы. См. об этом: [Западные окраины: 334].

Литература

Андерсон / Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2002.

Ауст / Ауст М. Россия и Великобритания: внешняя политика и образы империи от Крымской войны до Первой мировой войны // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700–1917). М., 2010. С. 244–265.

Вульпиус / Вульпиус Р. Вестернизация России и формирование Российской цивилизаторской миссии в XVIII веке // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700–1917). М., 2010. С. 14–41.

Западные окраины / Западные окраины Российской империи. М., 2006.

Миллер 2008 / Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М., 2008.

Миллер 2010 / Миллер А. Приобретение необходимое, но не вполне удобное: трансфер понятия нация в Россию (начало XVIII — середина XIX в.) // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700–1917). М., 2010. С. 42–66.

Карамзин / Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991.

Киселева / Киселева Л.