Ее глаза наполнились слезами:

– Он на кладбище, дорогая. Сегодня годовщина смерти Тайлера.

– Тайлера?

Она разразилась рыданиями.

– Его брата, дорогая.

Мое сердце разбилось. Я знала, что у Линкольна был брат и что тот умер. Но Линкольн не сообщал мне никаких подробностей и тем более не говорил, что сегодня годовщина его смерти. Это еще раз напомнило мне, как свежи наши отношения. Мы двигались со скоростью миллион миль в час, но по-прежнему почти ничего друг о друге не знали.

Поправка: это я о нем почти ничего не знала. Линкольн же словно знал обо мне все.

– С ним все в порядке? Чем я могу помочь? – спросила я почти шепотом.

Миссис Бентли покачала головой, по ее щекам текли слезы.

– Я не знаю. Он… он выглядел хуже, чем обычно, дорогая. Я не знаю, что делать.

Мое сердце разрывалось от боли, и мне отчаянно хотелось добраться до него.

– На каком он кладбище? – уверенно спросила я, несмотря на ком в горле.

Она на мгновение заколебалась и внимательно ко мне присмотрелась, но, вероятно, увидев, насколько мне важно это знать, сдалась.

– Кладбище Святой Марии, дорогая. Но, пожалуйста, будь осторожна.

Я кивнула, полная решимости сделать все возможное, чтобы поддержать Линкольна. Как он всегда поддерживал меня.

От поездки на кладбище волосы встали дыбом. Я не очень хорошо водила, а когда меня посадили в один из роскошных внедорожников Линкольна, все стало только хуже. Я могла бы попросить Натаниэля вернуться и отвезти меня, но я не знала, что найду, добравшись до кладбища. Мне хотелось защитить Линкольна от нежелательного внимания.

Я подъехала к воротам кладбища Святой Марии. По телу пробежал холодок, покалывавший кожу. Небо затянули облака, отчего вокруг царил мрак и возникало зловещее ощущение надвигающейся бури. Кладбище Святой Марии окружала ржавая железная ограда высотой почти в мой рост, и когда я толкнула ворота, они пугающе заскрипели. Во всех направлениях тянулись ряды надгробий, и мне казалось, что я иду по лабиринту скорби и траура. В воздухе стоял запах свежескошенной травы, а в отдалении слышался звон церковных колоколов. Темное, серое небо давило. Словно оно тоже скорбело, оплакивая всех ушедших, погребенных под землей.

Я шла по тропинке, петлявшей между могилами, пока наконец не увидела его.

Линкольн лежал перед надгробием, а неподалеку валялась бутылка водки. Когда я увидела его, поглощенного болью и горем, у меня защемило сердце.

– Линкольн, – прошептала я, опускаясь рядом с ним на колени. На глаза навернулись слезы.

Он пошевелился, бормоча что-то неразборчивое. Я осторожно потрясла его, пытаясь привести в сознание.

– Линкольн, очнись, – просила я, голос дрожал от волнения.

Наконец он открыл глаза, его взгляд был расфокусированным и затуманенным.

– Монро? – пробормотал он хриплым голосом. – Мне так жаль. Я забыл.

Я покачала головой, не в силах говорить сквозь слезы.

– Все в порядке, Линкольн, – удалось мне вымолвить через мгновение. – Я рядом, – он попытался сесть, но я мягко удержала его, – Просто отдохни немного. Я отвезу нас домой и позабочусь о тебе, – тогда Линкольн рухнул и уткнулся лицом в сырую траву.

В конце концов я помогла ему подняться, и он крепко ко мне прижался. Его тело сотрясалось от рыданий.

– Я так сильно по нему скучаю, – выдавливал Линкольн сквозь слезы. – Прости, Монро. Я тебя не заслуживаю.

Я гладила его по волосам, пока мы, спотыкаясь, возвращались к машине. Он едва мог ходить, но я старалась поддерживать его, как могла. Он был намного крупнее меня.

– Тс-с, не говори так, – мягко сказала я. – Все будет хорошо. Обещаю.

Линкольн просто покачал головой, и очередная волна горя затуманила его янтарные глаза.

Поездка на машине обратно в его пентхаус прошла тихо. В салоне слышались лишь его прерывистое дыхание и редкие всхлипы.

Как только мы приехали, я отвела его к дивану и принесла одеяло.

– Оставайся здесь, – твердо сказала я. – Я поставлю чайник и принесу тебе воды.

Линкольн слабо кивнул, закрыл глаза и погрузился в сон. Пока я ходила по кухне, пытаясь унять дрожь в руках, в квартире стояла тишина. Я понимала, что нужна Линкольну, но оказалась подавлена грузом его боли.

Когда я принесла ему чашку чая и стакан воды, он пошевелился, открыл глаза и посмотрел на меня.

– Спасибо тебе, девушка мечты, – пробормотал он.

А затем снова заснул, не успев ничего выпить.

Я осталась рядом и просто следила за ним. Думая о том, что некоторые родственные души рождаются, чтобы однажды вот так найти друг друга.

Другие же разрушаются.

* * *

Линкольн накручивал прядь моих волос на палец, пока мы лежали в постели. Он все еще находился во мне после наших занятий любовью. Он разбудил меня посреди ночи, отчаянно нуждаясь в этом.

Я чувствовала то же самое.

Теперь Линкольн изучал меня с благоговением, будто пытался прочесть каждую эмоцию, мелькнувшую на моем лице. Мое тело болело, но это была приятная боль, она напоминала о том, где он только что находился. И где оставался.

Я была на грани. Если бы он снова начал двигаться, я бы с легкостью кончила. Я впала в зависимость от этого мужчины.

Воздух вокруг нас казался плотным, волшебным, словно мы очутились в нашем собственном маленьком мире, и ничто не могло нас достать. Я не знала, смогу ли ощутить такую близость с другим человеком.

– Линкольн, – пробормотала я, поглощенная ощущениями, охватившими мое тело.

Я хотела его боль, хотела забрать ее у него, окутать Линкольна своей любовью. Я не могла сказать ему этих слов. Но могла показать.

Линкольн

Я пытался впитать, запечатлеть внутри себя каждую черту прекрасного лица Монро. Я проснулся голодным, отчаянно желая обладать ею, нуждаясь в ее особом волшебстве, чтобы исцелиться.

Монро сидела на мне, ее темные локоны скользили по плечам, а груди подпрыгивали при каждом движении. Она смотрела мне в глаза, и я не мог не восхищаться ее красотой.

Мы переживали не физический опыт, а духовный. Наши умы, наши души и тела тянулись друг к другу и касались друг друга одновременно.

Я двигался осторожно, удовлетворяя ее, и чувствовал, как ее мышцы сокращались вокруг меня. Монро стала извиваться, и я сильно в нее толкнулся, отчего она издала тихий стон. Она продолжала прыгать на мне, а через мгновение быстро кончила. Великолепные сокращения сжимали мой член, и оргазм вырвался из меня мучительно сильными всплесками.

Я владел ею, а она владела мной. Я зависел от ее ощущений, от горько-сладкой боли, которую вряд ли переживу.

Ослабленная,