Шрифт:
Закладка:
– Хорошо, я спрошу, – произнесла василиса, закрывая глаза и открывая их снова. Изба поплыла. В темном углу показался маленький старик с жуткими белесыми, как у ночного хищника, глазами.
– Домовой-батюшка дай ответ, – прошептала василиса, а старик на нее глаза поднял. – Жив ли…
– Андрей, – подсказала баба, сама пугаясь василисиного взгляда. Она пугливо осмотрелась по сторонам, но ничего не увидела.
– Ху! – выдохнул домовой и исчез за печкой. Он пробежал мимо девки, которая послушно и безропотно вытаскивала из печи горшки и несла их на стол. Считай, прямо под ее ногами пробежал.
– Нет, – покачала головой василиса. – Можешь не ждать…
– Ну, – сокрушенно выдохнула хозяйка, глядя в окно. Видно было, что новость эту она ждала. Не было ни слезинки, ни всхлипа. Раньше все выплакала. Сейчас слез уже не было. Измаялась настолько, что согласна на все, лишь бы знать. – Сердце верно беду чуяло.
Каша с грибами пошла в охотку, а василиса с удовольствием облизала деревянную ложку.
– Нет ли у вас на деревне кого подозрительного? Ну, например, явился кто-то недавно да поселился? – задушевно спросил филин, пока сытая василиса поглядывала на девку. Что-то ей не сильно нравилось, что девка, как мешком пришиблена. Возле двери стояло лукошко с грибами. До половины собранное. А грибов в лесу навалом.
– Да многие приходят, – махнула рукой хозяйка. – Сейчас люди с посадов бегут. Это раньше все в посады, за стены стремились, под защиту. А сейчас в посадах черт знает что происходит. Слыхали про краснопосадского зверя? Вот! А им князь оказался! А тут деревеньки маленькие, схорониться бы, да времена дурные пересидеть… Где все друг друга знают.
– А с чего решили, что времена дурные? – спросил филин. Хозяйка усмехнулась и посмотрела на василису.
– Нечисть вон как разгулялась! Распоясалась! – сплюнула хозяйка. И тут же почти испуганно пробормотала. – Не к ночи помянута будет.
Она встала и стала закрещивать окна и двери, пока василиса смотрела на скромный быт. Тряпка – занавеска была надвинута на кривое оконце.
– А то стучат по ночам. Вы в окно не смотрите, и не открывайте! Само в избу не пройдет! – спокойно, словно о чем-то обыденном говорила хозяйка. Шкура на сундуке показалась княжескими перинами но не для василисы. Она улеглась, чувствуя, что непривычно мягко.
Нет ни камушек, ни стеблей. И запах кисленький, мышиный, домашний, непривычный.
– Я полетаю пока над деревней. Мало ли, братец себя выдаст! – произнес филин. Черепуша обиженно молчала. Даже непривычно было. Только раз пробурчала: «Все, за меня не заступилась – больше спасать не буду. Пусть твой нечистый тебя и спасает!».
– Летай, – вздохнула василиса, а сама посмотрела на филина. Захотелось ей впервые, чтобы он молодцем обернулся. И снова ее приголубил. Но стыд залил ее щеки, и она отпустила его.
Хозяйка уже спала глухим, шумным сном уставшей крестьянки. То что-то бормотала во сне, то кашляла. Дочка спала на лавке, зябко кутаясь в одеяло.
Василиса сама стала глаза закрывать. И чудилось ей, что она вместе с русалками хоровод водит. Долгий такой хоровод. А руки у них холодные, спины гнилые.
– Вставай! – послышался голос скрипучий. Василиса дернулась, видя, как в залитой лунным светом горнице дочка хозяйки сидит возле подпола открытого. А оттуда музыка доносится и голоса.
На ее лицо свет падает, снизу идущий, а сама она глядит, как зачарованная куда-то в раскрытый подпол. Слышится гармошка, песни веселые.
– Гляди, – прошептала Черепуга, а василиса беззвучно встала и за девкой пошла.
– Горько, сестрица! – слышится голос девушки. «Не спугни!», – слышится скрипучий голос Черепуши. Василиса подкралась и через плечо взглянула, а там, в подполе, свадьба веселая гуляет. Столы ломятся от еды, невеста сидит нарядная, жених красавец! Гости пьяные, песни горланят, и гармонист гармонь рвет.
– Ну как тебе свадьба, сестрица? – спросила невеста, а сама руку тянет. И эта тоже руку тянет в подпол. Василиса навьим взглядом смотри, а вместо румяной невесты сидит понурая девушка с удавкой на шее, а рядом с ней черт вместо жениха. И тянет покойница руку к сестре.
– Можно я сестрицу обниму! – говорит невеста. Жених кивает, гости тоже.
– Не вздумай! – дернула ее василиса, но девка смотрела на свадьбу и уже стала тянуть ей руку. – Не бери ее за руку!
– Сестрица! – шепчет девка, а покойница ее за руку хватает.
– Спаси, помоги, отмоли! – послышался страстный шепот. То шепчет покойница, вцепившись в сестру. А глаза у нее мутные. Руки серые в струпьях. Прекрасны были только остриженные волосы. – Беги! Спасайся! Они тебя на части разорвут!
– Сестра! – закричала очнувшаяся девка.
– А меня уже не спасти! – шепчет покойница, как вдруг гости – черти опомнились. Они схватили невесту и потащили обратно. Спали с них личины человеческие. Теперь мало они на людей походили.
Сами черные, глаза светятся. И жених чертом обернулся, хохочет и гармонист чертом обернулся и гармонь разорвал.
– А вот и гостьюшки на свадьбе! Что не пляшут и не поют? – хохотали черти, вылезая из подпола. Девка ахнула и чуть не сомлела.
– На печку лезь! – крикнула василиса, а девка стяоа, как вкопанная. – Быстро на печку!
– Дура! Дуреха! – визжала Черепуша.
Василиса дернула Дарину и толкнула ее в сторону печи. Опомнившись, девка к матери лезет, а мать спит, словно и не слышит, как по избе нечисть гарцует.
– Ну, я вам покажу! – расправила плечи василиса. Она стукнула посохом, а чертей тут же отмело. Не такого она ожидала. Раньше это просто круг защитный вокруг очерчивало, а сейчас! Громыхали горшки и плошки, звенела кочерга, хлопали ставни, и завывало в печи, а черти все лезли и лезли наружу. Конца и края им не было. Одни погибали, рассыпаясь в прах, следом за ними новые приходили.
– Домовой – батюшка, – начала вдруг василиса, чувствуя, как гудит в руках посох, как обрушивает лютую ярость на порождения нави. – На защиту избы встань! За меня заступись, да нечистых вымети отсюда!
– Слаб я, – послышался голос из-за печки. – Не сдюжаю! Не кормила меня хозяйка. С крошки на крошку перебиваюсь.
– Ой, лезуть и лезуть! – возмущалась Черепуша. А василиса сама понимала, что черти нескончаемые. Это же сколько гостей на свадьбе было! А они юркие. Один вон за косу ухватить норовит да на пол повалить.
– Разойдись нечисть! – закричала Черепуша, а изба ходуном заходила. Даже
