Шрифт:
Закладка:
Она протянула пиалу с кумысом Алексу:
– За твое здоровье!
48
Ночь прошла отлично. Алекс спал крепким и здоровым сном, который ни один кошмар не мог нарушить. День, проведенный с Максин, так его утомил, что ему не потребовалось никаких снотворных, чтобы уснуть. Он лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь сладкой истомой в полудреме.
Они замечательно провели вечер. Максин обнаружила небольшой музыкальный центр с единственным диском. Монгольская музыка сначала удивила Алекса. Но когда он не стал сопротивляться удовольствию от знакомства с новым, то почувствовал всю ее красоту. Как правило, сопровождаемая пением, эта музыка воспроизводила звуки природы. Максин осторожно прикрыла руками его веки. В темноте уютной юрты низкие, с хрипотцой голоса певцов переносили его в далекие степи, среди которых он видел себя скачущим верхом на лошади. Он ощущал, как ветер дует ему в лицо, вдыхал запах трав, слышал нежное журчание реки, чувствовал, как он насыщается силой гор.
Затем пение гармонично дополнилось игрой разнообразных инструментов. Звуки лютни, вьелы, гобоя, варгана и поперечной флейты наполнили юрту, погружая ее постояльцев в транс. Они танцевали, полностью расслабившись. Алекс больше не был закомплексованным молодым человеком, а Максин – старой больной женщиной. Они были монгольской королевой и монгольским принцем, летящими по степям на гордых скакунах.
Никогда еще и ни с кем Алекс не переживал настоящий момент так остро. У него было впечатление, что Максин стала ему близка до такой степени, до которой он никогда и с ни с кем больше не дойдет. Всего за один вечер они все упустили и все вновь обрели.
У него не было никакого желания открывать глаза. Так бы он и остался навсегда в этой юрте под одеялом из шерсти яка, вместе с Максин. Здесь их не искала полиция. Не было ни депрессии, ни болезни Альцгеймера. Он привыкнет к khuushuur и к aïrag, так и быть. Он охотно откажется от шоколадных мюсли в пользу кумыса, если это обеспечит им свободу.
Он размышлял над плюсами и минусами такой жизни, но вдруг почувствовал, как что-то холодное и гладкое коснулось его лица. Он нехотя открыл глаза и очутился нос к носу с Максин. Склонившись над ним, она прикладывала к его ноздрям зеркальце. Алекс оттолкнул ее.
– Что вы делаете?
– Я только проверяла, не умер ли ты. Я тебе вчера объясняла, как это делается.
– А с чего бы мне умереть?
– С психами никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Надо все время за ними следить. А вдруг ты ночью покончил с собой.
– Но у меня нет желания умирать.
– Рада слышать это от тебя, – торжествующе произнесла Максин. – Я пошла за завтраком.
Алекс сначала оторопел, а затем тряхнул головой и рассмеялся. У него не было желания умирать. У него не было желания умирать! Раньше ему было наплевать на смерть, наплевать, будет он жить или умрет, потому что он прозябал в своем мучительном оцепенении. Но теперь ему совершенно не хотелось умирать. Более того – ему хотелось жить. Максин сделала так, что он это осознал. Она хорошо постаралась. Он почувствовал, что на душе у него стало легче, а плечи расправились, словно с них упал тяжелый груз. Его как будто снова до отказа наполнили воздухом. Он распрямился и глубоко вдохнул.
Но чуть не задохнулся на выдохе. Да, он хотел жить, но хотел, чтобы Максин тоже жила. Он ни на секунду не мог представить, что отпустит ее в Брюссель, а сам продолжит жить-поживать как ни в чем ни бывало. Это невозможно. Он не оставит ее одну. Она однозначно стала ему важнее, чем его прежняя жизнь. У него не было никакой весомой причины к ней возвращаться. А каждая минута с Максин была подарком.
Старая дама толкнула ногой неплотно закрытую дверь. Она несла красивый поднос с геометрическими узорами. Алекс с облегчением обнаружил на нем пирожки и что-то вроде чая.
– Boortsog от заведения поданы, – официальным тоном объявила Максин.
– Khuushuur сегодня не будет?
– Вкусными вещами не следует злоупотреблять.
Она поставила поднос в центре юрты и села по-турецки. Кости ее при этом хрустнули. Она протянула молодому человеку что-то похожее на масло.
– Держи, это öröm, им надо намазать boortsog.
– У вас монгольский – второй родной теперь?
Максин весело рассмеялась.
– Это называется распахнуться навстречу другой культуре. Если хочешь узнать какую-то страну, лучше всего начать с национальной кухни. Ты никогда не замечал, до какой степени местные жители рады, когда ты произносишь, пусть и неправильно, несколько слов на их родном языке? Это знак уважения к ним, свидетельство твоего желания познакомиться поближе с ними и с их страной.
Алекс поерзал, явно смущенный.
– Ты никогда не был в другой стране?
– Поездка со школой в Испанию считается?
– Разумеется. Ты, наверное, там массу всего увидел?
– Не совсем. Мы варились в своей каше, нас больше интересовало, кто с кем сядет в автобусе, а не что мы увидим вокруг.
– Ты был тогда маленький и глупый.
– А теперь какой? Старый и умный?
– Не такой маленький и не такой глупый.
Она похлопала по ковру, приглашая его сесть рядом.
– А теперь, коли я уже села – поверь, мне, с моими далеко не молодыми суставами, это было не так легко – за стол!
Алекс уже собирался устроиться на полу, как она ему сказала:
– Дай мне, пожалуйста, мою сумку.
Он пошел за огромной сумкой Максин. Несмотря на все многочисленное содержимое, она оказалась на удивление легкой. Максин покопалась в ней и вытащила большую косметичку с лекарствами, которую Алекс уже видел накануне.
Из косметички она извлекла дюжину таблеток и с невероятной скоростью привычно проглотила их.
– Для собравшейся умирать вы неплохо заботитесь о себе.
– Но я, кажется, еще жива. И продолжу сражаться до конца.
– Рад от вас это слышать, – улыбнулся довольный Алекс.
Максин, изумившись только что произнесенным словам, предпочла промолчать и скрыть свое смущение, отхлебнув чаю.
Да, продолжать сражаться… Ей казалось, она сражалась всю свою жизнь, так что одной битвой больше, одной меньше… Нет, она устала. У нее не было больше ни желания биться, ни энергии. Она проводила чудесные минуты с Алексом, но знала, что это не более чем пауза.
Максин, конечно, желала бы провести с ним гораздо больше времени. Ах, если б они встретились пораньше! Она знала, что ее состояние очень скоро ухудшится. И не хотела, чтобы он увидел
