– Здравствуйте, – говорю я, закрывая за собой дверь.

Она вздрагивает, держа в руках электрический чайник, который собиралась включить в розетку.

– Кэтрин? С тобой все в порядке? – Она делает знак, чтобы я села на свободный стул.

Я опускаюсь на сидение и выкладываю ей на стол стопку бумаги.

– Вот тут черновик моего нового эссе. Простите, у меня не было степлера. – Тут я замечаю его у нее среди бумаг и скрепляю листы.

Лицо миссис Чиразо просветляется.

– Это по поводу…

Я киваю.

– Просто мне не хотелось обсуждать это в группе.

Мне было очень трудно писать эссе в одиночестве в своей комнате. Я все время плакала, а от мысли о том, что его кто-то, особенно Алекс, прочтет, меня охватывала паника и начинало тошнить.

Дело в том, что моя мама поступила в Оберлин. Только не смогла там учиться, потому что не получила стипендию. Если я туда поступлю, то получится, как будто я исполню не только свою мечту, но и ее тоже. Это может показаться сентиментальным, но я написала правду. В конце концов, мне бы очень хотелось уехать с этого острова и поступить в Оберлин с хорошей стипендией, поэтому я с готовностью буду прыгать через все горящие обручи, которые мне подставляет миссис Чиразо. Мне удалось себя убедить, что я не пытаюсь разжалобить именем моей покойной мамы, чтобы добиться цели. Несмотря ни на что, она бы этого тоже очень хотела.

– Оно немного сумбурно, – говорю я. – И я до сих пор не уверена, что им воспользуюсь. Но… мне было бы интересно узнать ваше мнение перед тем, как я его отошлю на следующей неделе.

Она кивает.

– Конечно. Я попытаюсь его прочесть к концу дня.

– Я вас не тороплю, все в порядке. – Но я осталась довольна. – Спасибо, миссис Чиразо.

Глава тридцать восьмая. Мэри

Помещение для занятий хора – это комната без окон, расположенная прямо за актовым залом. Стены покрашены ярко-белой краской и абсолютно звуконепроницаемы, а дверь при открывании издает смешной чмокающий звук. Мы вваливаемся внутрь, и кажется, что там все освещено искусственным солнцем.

Мистер Маюрник, руководитель школьного хора уже сидит за пианино. Пока ученики входят, он наигрывает что-то джазовое, бодрое, и стучит по клавишам так, что в комнате даже воздух вибрирует.

– Привет, индюшата! – говорит он, как только мы садимся. – Ну как, пережили бойню?

Ему кажется, что это хорошая шутка, но именно так я и воспринимаю День Благодарения. На все 100 %.

Сегодня, в первый день после праздников, все еле двигаются. Раньше и со мной такое бывало. Теперь мне совсем не хочется стряхнуть с себя то сонное состояние, которое бывает, когда слишком много съела и слишком долго спала. Я чувствую себя опустошенной. Выжатой. Наверное, из-за этого рюкзак с учебниками кажется мне таким тяжелым, хотя книг в нем столько же, сколько и всегда.

Весь остаток выходных я практиковалась. Проверяла, что я могу. Получится ли у меня сбросить ручку со стола? Да, с некоторым усилием. Могу ли я сделать так, чтобы задул ветер? Нет. А как насчет штор в моей спальне? Заставлю ли я их колыхаться, не дотрагиваясь до них? Иногда.

Странно проделывать все это и одновременно находиться здесь, в школе, вместе с остальными. Но я – не они.

Рядом с каждым на соседних стульях лежит папка с отксерокопированными текстами песен. На обложке – праздничные рисунки: снеговики, остролист, подарки, перевязанные лентами, подсвечники. Все, что я так люблю. Мне хочется попробовать, смогу ли я заставить страницы двигаться, но сдерживаюсь. Мне нужно быть осторожной. Никто не должен знать мою тайну. Даже Кэт с Лилией. Особенно они.

Как они среагируют, если я им скажу? Захотят ли они остаться моими подругами? Если нет, то я буду хранить этот секрет вечно. Сейчас дружба с ними – это единственно правильная вещь в моей жизни. Но я им обязательно расскажу, что я видела. Рива с Ренни.

Я сажусь на свое обычное место в заднем ряду. Алекс Линд приходит за мгновение до звонка и устраивается спереди. Когда в начале учебного года я узнала, что он тоже ходит на хор, я подумывала бросить это занятие. На всякий случай. Но потом решила, что он меня не знает, я для него просто девочка, которая иногда болтает с Лилией и Кэт. Он ведь никогда со мной не разговаривал.

После звонка мистер Маюрник встает рядом с пианино и начинает говорить. Он высокий, широкоплечий, с блестящей лысиной и моржовыми усами. Он всегда носит галстуки на музыкальную тему: с клавишами, скрипичными струнами и нотными ключами.

– Итак, леди и джентльмены. Начиная с этого дня, вы больше не индюшата. Теперь вы – маленькие эльфы, но не рождественские, поскольку наш праздник будет вне религии. – Он глубоко вздыхает. – Мы репетируем эти песни уже целую неделю, но власти города еще не одобрили репертуар. А вы сами знаете, как быстро все меняется, когда дело доходит до политики. – В качестве иллюстрации Мистер Маюрник медленно наигрывает гамму. До, ре, ми.

Мне приходится делить мою папку с девочкой, сидящей рядом. Я заглядываю ей через плечо, пока она листает страницы. Здесь нет моих любимых классических мелодий: «Маленького барабанщика» и «Радостного мира», вместо них – «Зимняя сказка» и «Снеговик», что тоже неплохо. Они мне тоже нравятся.

– Как всегда, наш хор будет выступать на Главной улице во время церемонии зажжения рождественских огней на Джар Айленде в следующий вторник. Поэтому, давайте приступим!

Он взял несколько аккордов, и мы начали распеваться. Мне нравится напрягать связки, нравится, как мой голос звучит в унисон с другими голосами.

– Отлично, – говорит мистер Маюрник. – Теперь, когда мы хорошенько разогрелись, давайте решим, кто из вас будет петь соло. Сопрано, не могли вы выйти вперед?

Я сопрано, поэтому я тоже встаю. Пока я иду по рядам, я начинаю нервничать. Мне хорошо, когда я пою в заднем ряду, но здесь перед всеми я чувствую, что у меня перехватывает горло. Неожиданно я вспоминаю папу. Он всегда говорил, что у меня красивый голос. Перед тем, как задуть свечи на торте, он всегда просил меня дважды спеть «С днем рождения тебя». И не обращал внимания на то, что торт был залит расплавленным воском.

От этого воспоминания мне не стало лучше. Наоборот, я почувствовала, что мне плохо.

Я обхожу пианино и становлюсь прямо напротив Алекса Линда.

Мистер Маюрник начинает играть: «Детка, на улице морозно». Я забыла захватить с собой