и Иероним Пражский были духовными учениками Уиклифа, и Гуса называли одним из «тех, кто проповедовал учение Уиклифа в более мягкой академической форме». Ян Гус из Гусинца в Южной Богемии, сын бедняка, нашел поддержку при дворе среди богемской знати и духовенства и не в последнюю очередь в университете, из которого в 1409 г. стали массово уходить немцы, отпугнутые растущей волной чешского национализма. Уехали несколько тысяч профессоров, преподавателей и студентов, чтобы продолжить работу и учебу в Лейпциге и Эрфурте.

В своих проповедях и трудах Гус призывал чехов пробудиться и стремиться к освобождению: «Об освобождении сознательных чехов» - так озаглавлена одна из его работ. Он и его соратники сочинили чешские гимны, в которых соединены религиозные и национальные чувства. (Среди угнетенных европейских национальных меньшинств религиозное песнопение по-прежнему дает выход для их бунтарских чувств.)

Иероним Пражский, который боролся бок о бок с Гусом, сам по себе важная фигура. Он учился в Праге и Оксфорде, много путешествовал, бывал в Палестине, Париже (где в 1405 г. читал лекции), Гейдельберге, Кёльне, Польше и Литве, где разъяснял свое «новое учение». Он также замостил дорогу для религиозного и националистического «панславизма» посредством контактов, которые он стремился найти и обрел в среде духовенства Русской православной церкви. В свое время некоторые друзья и ученики Лютера, искавшие союзников в борьбе против Рима, станут искать такие же связи.

Профессора, богословы, епископы, короли и папы сомкнули свои ряды против нового учения. Слова, приписываемые Гусу, когда он шел на костер 6 июля 1415 г.: «Во имя истины Евангелия, о которой я писал, которую проповедовал и которой учил других, я сегодня умираю с радостью и по доброй воле», не нуждаются в установлении подлинности. За ним вскоре последовал и Иероним Пражский. То, как Иероним встретил свою смерть, - его блестящие речи в собственную защиту, его непоколебимое спокойствие - произвело глубокое впечатление на итальянского гуманиста Поджо Браччолини, который описывает эту сцену в письме к Пьетро Аретино в Италии.

Не веря больше словам, гуситы взялись за оружие. Период между 1420 и 1436 гг. был сотрясаем Гуситскими войнами - предвестниками Тридцатилетней войны. Радикальные гуситы - табориты делали одно общее дело с более умеренными утраквистами (главным требованием которых было раздача причастия в двух видах - в виде хлеба и вина, utraque - чаша мирян по-прежнему остается их символом). На поле боя выставлялись армии королем и императором, немецкими князьями, западными аристократами; свою поддержку оказал папа римский, но, казалось, ничто не могло остановить эту волну. В лице Яна Жижки - рыцаря из Трокнова гуситы получили военного гения, равного генералам первых французских революционных армий. Его преемники Прокоп Великий и Прокоп Малый продолжили его победоносное наступление. Толпы гуситов обрушились на германские территории далеко от границ Богемии. Немецкие и западные армии потерпели ряд поражений: в 1420 г. в Праге, в 1421 г. в Саазе (ныне город Жатец в Чешской Республике. - Пер.}, в 1422 г. у Дойч-Брода и, наконец, в 1431 г., когда огромное войско крестоносцев под командованием электора Фридриха Бранденбургского и кардинала-легата Джулиано Чезарини было разгромлено под Таусом (в настоящее время город Домажлице на юге Пльзеньского края Чешской Республики. - Пер.).

Это был крестовый поход XV в. - эпохи Орлеанской Девы и Столетней войны между Англией и Францией, крестовый поход против «королевства Бога в Богемии», против гуситов. Несколько лет спустя мы обнаруживаем, что Джулиано Чезарини вместе с Николаем Кузанским появляется на Базельском соборе как лидер умеренной партии реформ.

В этот период большого хаоса на территории империи состоялись два церковных собора, имевших огромное значение в развитии европейского католицизма: Констанцский (1414-1418) и Базельский (1431-1449). Империя и церковь страдали от серьезных беспорядков; каждая требовала реформ в руководстве и на низовом уровне, и ни та ни другая не довели их до конца. Констанцскому собору, по крайней мере, удалось сместить трех пап - Иоанна XXIII, Бенедикта XIII и Григория XII. Теперь остался лишь один папа - недавно избранный Мартин V, представитель клана Колонна, который был в оппозиции Бонифацию VIII. На Базельском соборе был достигнут компромисс с гуситами; после военного поражения этот компромисс был также принят таборитами (1436). Церковная реформа, на которую возлагали надежды образованное светское общество и духовенство, особенно университетские преподаватели, не имела успеха. Соборная эпоха была последним периодом расцвета Парижского университета; некоторые его богословы в спешке прибыли на собор с суда над Жанной д’Арк.

Престиж Сигизмунда в империи драматически рухнул из-за Гуситских войн. Его усилий оказалось недостаточно, чтобы в империи воцарился всеобщий мир; его война с поляками не принесла успеха, после которой территория, подвластная рыцарям Тевтонского ордена, оказалась потерянной для империи и отошла к польской короне. Перед смертью Сигизмунд, по крайней мере, попытался обеспечить правопреемство в Богемии и Венгрии для своего зятя - герцога Альберта Австрийского, с царствования которого начался период правления Австрийского дома, который с короткими перерывами и одной революцией (1806) продлился до 1918 г. Его собственное правление как императора Альберта II продлилось едва год (1438-1439).

Глава 7

Возвышение дома Габсбургов (1438-1519)

Предвестником Максимилиана I, «последнего рыцаря», императора, который благодаря своей женитьбе на бургундской принцессе стал наследником бургундской европейской политики и дедушкой мирового владычества Габсбургов, по-видимому, стал Рудольф Основатель, зять Карла IV. Этот Рудольф - молодой человек с горячими амбициями и большими талантами, который умер бездетным в возрасте двадцати шести лет, попытался завоевать привилегированное положение для своего собственного рода в империи. Притязание, которое он выдвинул в так называемом Privilegium Maius (документе, подделанном его канцлером), было отвергнуто Карлом IV: в случае его принятия эта привилегия сделала бы потомков этого знаменитого рода Габсбургов «эрцгерцогами» наравне с электорами как первых принцев империи; она также сохранила бы земли Габсбургов как неделимое целое. У Рудольфа мечты и честолюбивые замыслы, рожденные от живого политического воображения (товар, который в те времена не был в таком дефиците, как у наших современных государственных деятелей, - этот недостаток, если он и был таковым, имелся в избытке), шли рука об руку с трезвым реализмом - Realpolitic; и Рудольф был похож на Максимилиана в том, что полагал, что реализм имел по крайней мере такое же отношение к осуществлению политических фантазий, как и к торгу по поводу договоров и прав. Его гибкий ум сослужил ему хорошую службу в неспокойные времена, в которые он рос (во время эпидемии чумы и церковного раскола). Он приобрел для