Шрифт:
Закладка:
Оранжевый код по классификации ОКО означал ядерную войну.
20. Шанхай (III)
Я несколько драматизирую; конечно, всё произошло не так внезапно.
С тех пор как четыре года назад преподобный Джонс был избран национальным лидером Шанхая, многое изменилось. Как и предрекали (в том числе ваш покорный слуга), Джонс не особо церемонился с принятой им же конституцией, законами и обещаниями и очень скоро установил в городе режим личной власти. Парламент превратился в совещательно-одобрительный орган, а президент ел объедки с его стола и без разрешения шагу ступить не смел.
Я не буду подробно описывать, что за государство пытался построить Джонс. Если вас интересует данная тема (а она должна вас интересовать, потому что это важнейшее, что случилось в новейшей истории), могу порекомендовать две книги.
Первая – сборник, написанный американскими политологами: «Эпоха Джонса: от пастора к злодею номер один». Отчасти это его биография, отчасти – исследование, как он пришёл к власти и что делал на посту национального лидера. Моя любимая статья сборника называется «Шанхай: празднующий концлагерь». Обязательно прочтите.
Вторая книга – «Себастьянцы на марше» военного журналиста Х. Дж. Кирокуна. Строго говоря, Кирокун пишет не о самом Джонсе, а о массовом помешательстве, которое он породил, феномене «джонсизма». И это важно. Судите сами – масштаб поддержки, которую Джонс имел не только в своём городе, но и во всём мире, беспрецедентен. Кампанию «Руки прочь от Джонса!» инициировали верные ему «себастьянцы», но подхватили самые разные люди во всех частях света. Без пропаганды по Геббельсу, без ручных СМИ, используя только открытую Сеть, Джонс стал самой популярной фигурой своего времени.
Он сделал Шанхай второй мировой столицей – и все, кому были не рады в Нью-Йорке, ехали к нему на поклон. Все лидеры антиглобализма, все главные критики Организации, защитники природы, враги капитализма – Джонс притягивал их как магнит. На пару лет – перед тем как быть стёртым с лица земли – Шанхай превратился во второй полюс планеты, диаметрально противоположный Нью-Йорку и всем его ценностям.
Тоталитаризм, культ личности, диктатура – всё это мы проходили, всё кажется знакомым и понятным… до тех пор, пока мы вдруг не осознаем, что Джонс (в отличие от Гитлера или Мао) и сегодня пугающе популярен. «Себастьянцы на марше» – достойная попытка эту тему осмыслить; я не со всем согласен в выводах Кирокуна, но тут есть о чём подумать.
Мемуары Мирхоффа, Торре или вообще чьи-либо, кроме моих собственных, я не рекомендую. Написанные на заказ литературными неграми, они безвкусные и пресные, в них нет ни правды, ни смысла, ни красивой лжи, и незачем тратить на них время.
Вспомним, как всё началось?
Кирокун верно пишет, что Джонс начал строить своё «новое общество» ещё до прихода к власти. Этот термин прозвучал в его речи лишь на второй год правления, но верные «себастьянцы» уже давно его использовали. Благотворительный фонд святого Себастьяна, который он основал сразу после свержения Худзё, занимался отнюдь не только доставкой гумпомощи голодающим ханьцам.
Агенты фонда внедрились в шанхайские школы, рассказывали об ужасах и несправедливости мира, о том, как его можно сделать лучше. Первым шагом на этом пути было вступление в ряды «себастьянцев» – молодёжных организаций вроде нацистского гитлерюгенда; но детей там учили не воевать и славить фюрера, а проникаться христианской этикой, вести жизнь аскетов и готовиться к мученической смерти за братьев своих.
«Себастьянцы», в отличие от бойскаутов и пионеров XX века, никогда не ползали по болотам и не жили в палатках – они ходили на митинги, агитировали в Сети, отправлялись с гуманитарными миссиями фонда в беднейшие регионы Африки и Азии и своими глазами наблюдали «гнуснейшие стигмы неокапитала», как выражался Джонс.
С утверждением его власти членство в «себастьянцах» стало обязательным для учеников всех школ Шанхая. Многие церкви мира (считай, все христиане, кроме возглавляемой моим другом РНЦ) поощряли «себастьянцев» и помогли распространиться в Европу, Америку и Африку. Католики, кстати, уже в первый год власти Джонса заявили, что полностью его поддерживают (теперь они всячески пытаются отмыться и то отрицают существование документов, то высасывают из пальца новые трактовки; но такова католическая традиция – они любвеобильны ко всем тиранам, от Гитлера до Франко).
Дорога к «новому обществу», обществу равноправия и любви, а не стяжательства, подлости и лжи («трёх китов Уолл-стрит»), лежала через «исправление» общественной морали. Боевики фонда Себастьяна стали авангардом политики Джонса, но основным орудием его власти оставалась армия. Именно с помощью армии он сумел разрешить денежные проблемы мегаполиса: урезал чиновничий аппарат, ликвидировал коррупцию и – что потрясло весь мир – истребил организованную преступность, все мафиозные кланы, десятилетиями паразитировавшие на городе.
Кое-кто сдался сам и получил шанс покинуть город. Бóльшая часть осталась – и была в буквальном смысле раздавлена гусеницами танков. Он ввёл в город армию и на несколько дней объявил военное положение. Четыре дня длилась расправа над кланами, на скамье подсудимых оказались тысячи, а город конфисковал имущество на сумму, в три раза превышавшую его бюджет. Организация помогла Джонсу и арестовала зарубежные счета преступников – в результате к концу фискального года Джонс сумел не сократить, а увеличить расходы на социальную сферу и армию.
Он установил экстраординарные налоги на прибыль и увеличил размер социальных пособий: своей конечной целью он провозгласил «эгалитарное общество» без богачей и нищих. В Ньюарке это восприняли как популизм и обозвали его коммунистом, но Джонс, оказывается, говорил серьёзно.
Он нагнул не только городских богачей, но и ТНК, которые в обмен на доступ к перераспределению активов города щедро осыпали его выплатами. В «Эпохе Джонса» есть раздел, посвящённый его экономической политике, в котором два лауреата Нобелевской премии признают: на короткой дистанции реформы сработали, но в скором будущем город бы ожидал кризис, до которого он просто не успел дожить.
С уличной преступностью, традиционным бедствием любой крупной агломерации, Джонс тоже разобрался. Он заменил всё руководство полиции, расширил полномочия среднего звена и вооружил отряды добровольцев. В течение двух лет из города исчезли наркотики (легальные, ввозимые «Синей птицей», Джонс просто запретил), и улицы стали безопасны.
Что самое поразительное – против своих политических оппонентов Джонс не использовал силу. Его боевики зачищали логова мафии, но никогда не трогали штабы оппозиции; «себастьянцы» проклинали Организацию и Уолл-стрит, но критиков Джонса – никогда. Несогласных не рассаживали по тюрьмам, не расстреливали и не вывозили в континентальный Китай на расправу.
Джонс допускал их и в Сеть, и в прессу, и на ТВ – но их разрозненные голоса тонули в