Том резко заставил себя встать. Он не будет сидеть на одном месте. Он продолжит идти, никуда не сворачивая. Даже если он пойдет не в ту сторону, рано или поздно выйдет на дорогу — вряд ли он может ее миновать, учитывая, что она идет петлей.

В итоге он добрался до нее, шагая в темноте по лужам. Ботинки у него промокли, лодыжка болела: он подвернул ногу, угодив в выбоину в земле. Потом он увидал в отдалении огни и по их числу понял, что вышел на восточную сторону острова, где дома сгрудились вокруг пристани.

Плохие новости. По дороге до дома было идти несколько часов, но возвращаться через пустошь было бы безумием. Том чувствовал себя очень глупо, навалилась усталость. Он пошел по дороге.

Чтобы ни о чем не думать, он снова сосредоточился на твердости своих шагов, и все-таки знал, что с каждой минутой в его груди поднимается паника. Это оттого, что он так устал, утешал он себя. И он слишком долго пробыл на острове. Конечно, ему не следовало сюда приезжать, и так было понятно, что ничего не разрешится. Стало только хуже.

Когда паника достигла своего пика, он понял, откуда она взялась: ноги несли его все ближе и ближе к повороту, ведущему к его старому дому. Скоро он пройдет мимо него. Вот он.

Том пустился бежать, хотя это и не было сознательным решением, но даже боль в лодыжке и звук собственного прерывистого дыхания в ушах не могли вытеснить из головы то, что там было. Только когда дом остался далеко позади, он остановился, согнувшись пополам и опершись руками на колени. Его хриплые вдохи по звуку походили на всхлипывания. Так он еще никогда в жизни не бегал.

Том шел еще почти два часа, не сознавая, что делает. Он не знал, трясется ли он от утомления, от холода или от страха. Он так устал, а нога так разболелась, что очертания Никки подернулись по краям дымкой и в конечном счете растаяли.

Чуть позже он услышал вдалеке шум приближающегося автомобиля, ровное гудение, которое становилось все громче; и наконец из-за поворота впереди появилась машина, залив Тома белым светом фар. Сощурившись, Том отошел ближе к обочине, чтобы не оказаться у нее на пути. Но вместо того чтобы проскользнуть мимо, машина стала тормозить и остановилась в нескольких футах перед ним. Когда Том дохромал до нее, водитель открыл дверцу, и Том увидел, что это Гэвин Маккензи, а рядом с ним в машине сидит Фиона. Неужели никуда от этой женщины не деться?

— Томми, чуток поздновато для прогулки, — сказал Гэвин, когда Томми поравнялся с ним. — Домой идешь? Мы тебя подвезем.

Это было мучением. Том попытался собраться, вспомнить, как нужно разговаривать с другими.

— Нет. Все хорошо. — И потом, чуть не забыв, добавил: — Спасибо.

— Чепуха, — возразила Фиона, наклоняясь к нему с пассажирского сиденья. — Мы отвезем тебя домой.

— Вам не по дороге, — выдавил Том. — Не в ту сторону.

— Всего двадцать минут, чтобы забросить тебя домой, а пешком идти долго, особенно в это время суток, — сказала Фиона.

— Нет, — ответил Том. Он попытался улыбнуться как бы невзначай, но в то же время убедительно. — Все хорошо. Я с удовольствием прогуляюсь. — И он попытался пройти мимо машины.

— Не глупи, Томми, — настаивала Фиона. — Залезай.

Том снова остановился.

— Не надо меня подвозить, — процедил он. Он очень старался говорить вежливым тоном; вдруг ему показалось, что мама за ним наблюдает.

— Ты не можешь идти так далеко в темноте, — возразила Фиона.

— Оставьте меня в покое, — ответил Том. Ощущение от этой беседы было такое, как будто наждачкой водят по коже.

— Мы только хотим помочь. — Теперь Фиона казалась оскорбленной.

— Это не помощь, если люди ее не хотят.

— Ну же, дорогуша, — сказал Гэвин мягко. — Он не хочет, чтобы его подвозили. — И добавил: — Доброй ночи, Томми.

Но Фиона продолжала:

— Ты должен ценить, когда люди пытаются тебе помочь. Не упрямься, Томми, ну же. — В ее голосе было некоторое самодовольство, от которого Том взбесился.

— Послушайте, — воскликнул он, — а не пойти ли вам нахуй?

Ненадолго повисло потрясенное молчание, после которого Фиона начала: «Послушай-ка…», но Том не стал ее слушать, а пошел, хромая, мимо машины. Он был рад, когда опять стало совсем темно. Через какое-то время он уже не понимал, где кончается ночь и начинается он сам. Просто нужно поспать, говорил он себе. Бывало и хуже.

Он увидел дом Малькольма еще издали; во всех окнах горел свет. Дом плыл в темноте, как ярко освещенный корабль.

Когда Томми дошел до него и прохромал внутрь, Малькольм встретил его в прихожей. Том понял, что дядя ждал его, и по какой-то причине это его разозлило.

Малькольм вытер ладонью лицо.

— Ты вернулся.

— Я заблудился, — ответил Том, представив, какие у него могли быть проблемы. Но его это не волновало.

— С тобой все в порядке?

Том пожал плечами:

— Да.

Лодыжка болела. Он слишком устал, чтобы думать.

— Ты дрожишь, — заметил Малькольм. — Иди и выпей чего-нибудь горячего. Есть какао. Я приготовлю грелку и принесу одеяло.

— Нет, — отказался Том, и получилось более резко, чем он хотел. — Со мной все нормально. Я просто хочу лечь в постель.

Малькольм тронул своей ладонью руку Тома. Голос его был тихим и настойчивым.

— Я беспокоился.

— Нет нужды, — ответил Том, отступив. Он посмотрел на Малькольма, и между ними в воздухе повисло то, что Том думал, но не сказал: «Кто я для тебя, в конце концов?»

Он отвернулся от Малькольма и пошел вверх по лестнице.

3

Когда Малькольм вернулся в шесть часов с фермы Роберта и не застал Томми дома, он сначала не придал этому большого значения. Уже почти стемнело, но Томми хорошо знал остров, а по дороге можно было легко идти и в темноте. Малькольм сделал себе чашку чая и уселся ждать.

Но к половине восьмого он стал нервничать. Томми раньше всегда возвращался до заката; и если он знал, что уходит надолго, почему не оставил записку? Возможно, у него с собой телефон, предположил Малькольм, но он вряд ли позвонит — Малькольм был почти уверен, что у Томми нет его номера, так же как и у Малькольма не было номера Томми. Он сделал себе еще чашку чая и попытался почитать газету.

Потом до него дошло, что сегодня